Чего мне попросить, размышлял он, смывая грязь с лица. Может, чего-нибудь невозможного, чтобы посмотреть, насколько сильно волшебство Дома. Белого тигра, например. Цеппелин в натуральную величину? Билет на Луну?
Ответ пришел из глубины его памяти. Он пожелал подарок, который был подарен (и потерян) много лет назад, подарок, который сделал ему отец и который мистер Худ, как бы сильно он ни хотел ублажить своего нового гостя, никогда не будет в силах воспроизвести.
«Ковчег», — прошептал он.
С умытым лицом, с царапинами от колючей изгороди, имеющими вид боевых ран, он направился вниз, чтобы опять обнаружить — Дом претерпел необыкновенное превращение. Рождественская елка — столь высокая, что звезда на ее верхушке вонзалась в потолок, — стояла в холле, свет ее мерцающих огней просачивался в каждую комнату. В воздухе витал аромат шоколада и звуки распеваемых веселых песен. В гостиной возле ревущего очага сидела миссис Гриффин со Стью Кэт на коленях.
«Венделл пошел на улицу, — сказала она Харви. — Шарф и перчатки для тебя у входной двери».
Харви вышел на крыльцо. Ветер был ледяной, но он уже разогнал снежные тучи и дал возможность звездам светить на идеальный белый ковер.
Нет, не совсем идеальный. Цепочка следов уводила от Дома к месту, где Венделл лепил снеговика.
«Вышел погулять?» — закричал он Харви голосом чистым, как колокола, что звенят в хрустящем воздухе.
Харви покачал головой. Он так устал, что даже снег выглядел успокаивающим.
«Может, завтра, — сказал он. — Завтра опять будет, да?»
«Конечно, — завопил Венделл. — И завтрашней ночью, и послезавтрашней...»
Харви пошел обратно в Дом, чтобы посмотреть на елку. Ее ветви были увешаны нитями из воздушной кукурузы. И мишурой. И цветными лампочками. И безделушками. И солдатиками в сверкающих серебром мундирах.
«Тут, под елкой, есть кое-что для тебя, — сказала миссис Гриффин, стоя в дверях гостиной. — Надеюсь, это то, что ты хочешь».
Харви опустился на колени и вытянул из-под дерева сверток со своим именем. Пульс его убыстрился даже до того, как он развернул бумагу, потому что он знал и по форме, и по тому, как сверток гремел, что его желание исполнено. Он потянул за веревочку, вспоминая, насколько меньше были его руки, когда в первый раз он держал свой подарок. Когда обертка была сорвана и отброшена, в руках у него оказался новый и сияющий, выкрашенный краской деревянный ковчег.
Этот был безупречной копией того, который сделал отец. Тот же самый желтый корпус, тот же самый оранжевый нос, та же рубка с отверстиями на красной крыше, чтобы жирафы могли вытягивать свои шеи. Те же оловянные животные, всяких по паре, ютящиеся в трюме или смотрящие через иллюминаторы: две собаки, два слона, два верблюда, две голубки, эти да еще дюжиной больше. И наконец, тот же самый маленький Ной с широкой белой бородой и его толстая жена, обвязанная фартуком.
«Как он узнал?» — пробормотал Харви.
Он не имел намерения задавать вопрос вслух (потому что не хотел, чтобы его услышали, тем более; ответили), но миссис Гриффин сказала:
«Мистер Худ знает каждую твою мечту».
«Но он точно как прежний, — в изумлении произнес Харви. — Поглядите, мой Папа израсходовал всю синюю краску, когда заканчивал слонов, поэтому у одного из них синие глаза, а у другого зеленые. У этого тоже. Он тот самый и есть».
«Но все же он тебе нравится?» — спросила миссис Гриффин.
Харви сказал, что да, но это было не совсем правдой. Вновь держать в своих руках ковчег, когда он знал, что настоящий потерян, было жутко, как будто время повернулось на своих каблуках и он вновь стал малышом.
Он услышал, как Венделл топает у входной двери, отряхивая снег с ботинок, и внезапно застеснялся держать столь детский подарок в руках. Он опять прикрыл его оберткой и заторопился к лестнице, намереваясь отправиться вниз, чтобы чем-нибудь поужинать.
Но кровать его выглядела такой манящей, чтобы ею можно было пренебречь, а желудок достаточно полным, поэтому он остался в комнате, занавесил шторами ветреную ночь за окном и положил голову на подушку.
Рождественские колокола все еще звенели на какой-то отдаленной колокольне, и их трезвон убаюкал его. Ему снилось, что он стоит на ступенях своего дома и заглядывает через открытую дверь в его теплое нутро. Затем ветер подхватил его, развернул от порога и унес в сон без сновидений.
8
Голодные воды
Тот первый день в Доме Каникул, со всеми его временами года и представлениями, стал образцом для многих других, которые должны были последовать.
Когда Харви проснулся на следующее утро, солнечные лучи опять просачивались в щель между занавесками, но на этот раз солнце лежало теплым озерцом на подушке возле него. Он сел, выкрикнув и улыбнувшись, веселые возгласы и улыбки (а иногда и то и другое вместе) оставались на его губах до конца дня.
Дел было много. Трудиться над древесным домом весенним утром, затем поесть и бесцельно валяться днем. Игры и часы лени в летний зной — иногда с Венделлом, иногда с Лулу, затем приключения при свете полной луны. И наконец, когда зимний ветер выдувал пламя из тыквенных голов и покрывал землю снегом, зябкие забавы на морозе для всех них и теплое радушие Рождества, когда они заканчивали с делами.
Это были дни Каникул: третий такой же прекрасный, как и второй, и четвертый, такой же прекрасный, как третий. И очень скоро Харви начал забывать, что за стеной находится скучный мир, где огромный серый зверь Февраль все еще спал своим утомительным сном.
Единственным реальным напоминанием об оставленной им жизни — кроме второго телефонного звонка Маме и Папе, только чтобы сказать им, что все прекрасно — был подарок, который он пожелал и получил в то первое Рождество:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39