– прошептал он. – Ты ведь живая! Самая живая из всех живущих!
И Коралайн приснилось, как село солнце, и в темнеющем небе замерцали звезды.
Она стояла на лугу, глядя вслед троим детям (двое шли пешком, а третья – летела), уходящим от нее по серебристой в свете огромной луны траве.
Все трое остановились на маленьком мостике через ручей, обернулись и помахали на прощание руками; Коралайн помахала в ответ.
А затем настала непроглядная темнота.
Коралайн проснулась в ранние рассветные часы, уверенная, что слышала странное шебуршание.
Она подождала.
За дверью спальни что-то зашуршало. Коралайн задалась вопросом, уж не крыса ли это. Дверь заскрипела. Коралайн выбралась из кровати.
– Убирайся! – решительно сказала она. – Уходи, или пожалеешь!
Повисла тишина, а затем что-то, чем бы оно ни было, удрало по коридору. Было в его шагах что-то странное и неравномерное – если конечно, это были шаги. Коралайн поймала себя на мысли – уж не было ли у этой «крысы» лишней ноги:
– Значит, это не конец? – сказала она себе.
И приоткрыла дверь спальни. Серый предутренний свет обрисовал совершенно пустынный коридор.
Она подошла ко входной двери, косясь на зеркало на дальней стене, в котором отражалось лишь ее собственное, заспанное и насупленное лицо. Из спальни родителей доносилось тихое успокаивающее похрапывание, хотя их дверь была закрыта. Все двери в коридор были закрыты. Кем бы ни оказалась удиравшая штуковина, должна же она где-то прятаться.
Коралайн открыла входную дверь и посмотрела на сереющее небо, прикидывая, сколько времени осталось до восхода солнца и размышляя, правдивым ли был ее сон, хотя в душе она верила, что так все и было. И тут что-то, что она принимала за тень под диваном в прихожей, выползло из-под дивана и отчаянным рывком, спотыкаясь, шмыгнуло на длинных белых ножках ко входной двери.
Коралайн в ужасе открыла рот и отступила с дороги; тварь прошуршала мимо нее прочь из дома, по-крабьи переваливаясь на слишком большом для нее количестве стучащих и подергивающихся ножек.
Коралайн знала, что это было раньше, и чем это стало теперь. В последние несколько дней она слишком часто видела эту штуку – тянущуюся, хватающую, сжимающую, послушно кладущую черных тараканов в рот другой матери. Костяного цвета, пятиногая, с алыми когтями, – правая рука ненастоящей матери.
И ей был нужен черный ключ.

Казалось, родители Коралайн совершенно не помнили о времени, которое провели в стеклянном шаре. По крайней мере, они никогда об этом не заговаривали, да и Коралайн им не напоминала.
Иногда она задумывалась, заметили ли они вообще, что где-то потеряли два дня в настоящем мире, и в конце концов, пришла к выводу, что – не заметили. Есть в люди, строго блюдущие каждый день и час, а есть и такие, кому это совершенно безразлично; родители Коралайн относились ко второму лагерю.

В ту первую ночь после возвращения Коралайн положила стеклянные шарики под подушку. После встречи с рукой ненастоящей матери она вернулась в кровать, хотя времени на сон осталось не так уж много, и снова положила голову на подушку.
И тут что-то тихонько хрустнуло.
Коралайн села и подняла подушку. Осколки стеклянных шариков напоминали кусочки яичной скорлупы, которую иногда можно найти под деревьями весной: вроде пустых остатков яиц малиновки, или даже тоньше – возможно как скорлупа от яиц крапивницы.
Что бы ни хранилось в стеклянных сферах, оно бесследно исчезло. Коралайн вспомнила троицу детей, которые махали ей в лунном свете, прощаясь, перед тем как перейти мост.
Она очень осторожно собрала скорлупу и сложила в маленькую голубую коробочку, в которой хранился браслет, подаренный бабушкой, когда Коралайн была еще очень маленькой. Браслет давно потерялся, а вот коробочка осталась.

Мисс Свинк и мисс Форсибл вернулись от племянницы мисс Свинк, и Коралайн снова пришла к ним в гости на чай. Был понедельник. В среду Коралайн предстояло отправиться в школу: начинался новый учебный год.
Мисс Форсибл настояла, чтобы снова погадать ей на чайных листьях.
– Ну, кажется все у тебя путем и, преимущественно, просто в ажуре. – заявила мисс Форсибл.
– Простите? – не поняла Коралайн.
– Жизнь налаживается, – пояснила мисс Форсибл. – Ну, почти налаживается. Я не совсем уверена, что это тут такое. – И она указала на пучок чаинок с краю.
Мисс Свинк нетерпеливо охнула и потянулась за чашкой. – Ну же, Мириам! Дай ее сюда. Я должна взглянуть...
Она пригляделась к чаинкам сквозь толстые линзы. – О, Боже! Нет, я не имею ни малейшего представления, что это может означать. Выглядит почти как рука.
Коралайн тоже взглянула. Комок чаинок действительно напоминала протянутую за чем-то руку.
Шотландский терьер Хэмиш все прятался под креслом мисс Форсибл, не желая выходить.
– Мне кажется, он с кем-то дрался, – поделилась мисс Свинк. – У него, бедняжки, глубокий порез на боку. Сегодня же к вечеру отнесем его к ветеринару. Хотелось бы мне знать, что за тварь его покалечила.
Это и правда сделала кое-какая тварь, подумалось Коралайн.
В последнюю неделю каникул погода стояла превосходная, словно лето пыталось возместить скверную погоду предыдущих месяцев, одаривая всех напоследок яркими солнечными деньками.
Сумасбродный старик с мансарды, завидев Коралайн, идущую от мисс Свинк и мисс Форсибл, позвал сверху, перегнувшись через перила:
– Эй! Эге-гей! Кэролайн!
– Я Коралайн! – поправила она. – Как поживают ваши мыши?
– Их что-то напугало, – поведал старик, почесывая усы. – Думаю, в доме завелась ласка. Или что-то вроде нее. Я слышал ее ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29