Усталость накопилась за эти дни - и физическая, и душевная.
И не только от работы, от этих бесчисленных проб на намагниченность, физико-химических анализов, интроскопирования и так далее. Если в международной Комиссии полтора десятка ученых, значит, неминуемы научные споры, дискуссии, в которых сталкиваются разные мнения, концепции, разный опыт, причем нередко в пылу полемики уважаемые ученые оказываются весьма далеко от главного, от Посылки.
Но почти все члены Комиссии сходятся в одном: именно Красная Пластинка - центр Посылки, именно в ней каким-то образом зашифрована информация.
Если только она есть.
Пожалуй, всех членов уважаемой Комиссии и его самого, Константина Михайловича Донкина, можно назвать людьми весьма наивными, подумал академик, людьми, среагировавшими на цвет лишь потому, что он отличается от всего остального. Ведь никаких следов записи на Красной Пластинке нет. Нет признаков намагниченности, которую можно было бы преобразовать в электрические импульсы и попробовать понять, содержится ли в них какой-то смысл. Не дает пластинка никакого излучения. Внутри ее ничего не скрыто, материал однороден. Нет, наконец, на
пластинке и простейшей графической информации - каких-нибудь знаков, рисунков.
В глазах Донкина вдруг мелькнул веселый огонек.
Ведь не ожидали же они, в самом деле, что в Посылке окажется стандартная магнитофонная кассета, которую можно вставить в "Весну" или "Электронику", в "Сони" или "Хитачи". И что голос на русском или английском языке произнесет:
- Здравствуйте, дорогие братья по разуму! Вы от нас немного отстали, но мыслить можете, а это уже хорошо. Так что мы вас сейчас подтянем, потому что это наш долг. Во-первых...
Донкин нажал клавиши пульта. Микроскоп, конечно, был самым совершенным, новейшим, уникальным: пока два-три экземпляра такой модели на всю страну, и любой институт многое отдал бы за такое чудо.
На экране вспыхнуло изображение. Пятна, точки, какие-то полоски. Атомная структура невероятно малого кусочка неизвестно где и неизвестно зачем изготовленной Красной Пластинки, упавшей на Землю в ярко-желтом шаре. И ничего особенного не было в этом изображении, обычный, увеличенный до тех размеров, чтобы можно было увидеть глазом, атомный мир.
21 августа. 13 часов 00 минут - 13 часов 10 минут.
- Ничего нового, Константин Михайлович?
Председатель экстренной международной научной Ко миссии молча положил на стол Президента Академии наук пачку цветных фотографий.
- Первые снимки атомной структуры? Любопытно!
- Пока ничего любопытного,- ответил Донкин.
Президент разложил из фотографий небольшой пасьянс.
- Хаос... а мы надеялись, что в атомной структуре проявятся, может быть, какие-то осмысленные закономерности, так сказать, зашифровка,- проговорил он после некоторого молчания.- Впрочем, на глаз судить трудно, почти невозможно, но, судя по вашим словам...
- Конечно,- сказал Донкин,- электронный мозг уже поработал со снимками. Закономерностей никаких.
Президент встал и прошелся по кабинету из угла в угол.
- Насколько я знаю... мы с вами, Константин Михайлович, встречаемся каждый день... Насколько я знаю, все пока идет по строго намеченной программе.
- Да,- ответил Донкин.- Но мы с вами знаем также, что пока ни один из ее пунктов не принес результатов.
21 августа. 21 час 38 минут - 21 час 52 минуты.
Изображение атомной структуры Красной Пластинки, которую разворачивал электронный микроскоп, уже несколько часов подряд не исчезало с экрана. Слева направо по нему быстро двигались пятна, точки, полосы. Но оператору - с 20 часов за пультом микроскопа работал голландец Рене ван дер Киркхоф - не было необходимости смотреть на экран: цветное фотоизображение, еще более увеличенное, чем на экране, длинной лентой проходя перед глазами оператора, наматывалось на барабан. Впрочем, и за фотолентой голландец следил уже не столь внимательно, как в начале работы. Профессор был немолод, одышлив, тучен и за полтора часа устал. Говоря по правде, он не имел бы ничего против, если б его сменили - за спиной стояло достаточное количество квалифицированных русских операторов, молодых людей с хорошей реакцией и крепкими нервами. Но он сам изъявил желание сесть за пульт, отработать смену, и, значит, надо было... как это по русской поговорке?.. Назвался груздем... да-да, назвался груздем, сиди за пультом электронного микроскопа...
И именно один из этих молодых людей за спиной профессора заметил то, что ускользнуло было от его внимания.
На цветной фотокопии изображения вдруг трижды промелькнул один и тот же узор: точки и полосы складывались в орнамент с определенными закономерностями построения.
Это было похоже на позывные, за которыми должно следовать что-то еще.
22 августа. 5 часов 17 минут - 6 часов 21 минута.
Асфальт под колесами был темным; его уже умыли поливальные машины, первыми начинающие день в жарком летнем городе. Теперь, закончив работу, вереницы машин стояли у обочин, водители на тротуарах, собравшись группками, беседовали о чем-то своем; и Кирилл, мча по пустынным еще улицам, вдруг подумал, что и у них, наверное, основные темы бесед - Посылка, Красная Пластинка... Бессильны или же разгадают эту загадку ученые, и, если разгадают, как люди будут жить дальше, что изменится на Земле?..
Кирилл бросил взгляд на Таню, сидевшую рядом; наверное, ей тоже сейчас в голову пришла такая же мысль.
Константин Михайлович Донкин позвонил в пять утра, и такой звонок мог означать только одно... Кирилл собрался ровно за три минуты. Тане потребовалось на сборы десять минут,
случай, надо сказать, исключительный;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11