ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Они работали, потом мама сидела дома и смотрела телевизор, а папа часами занимался садом, удаляя сорняки с окаймляющего газона и прибивая скворечники к фруктовым деревьям в конце сада.
Ответа не было, Я обошла дом и прижала нос к окну кухни. Внутри все сверкало новизной и было незнакомо: поверхности из нержавеющей стали, белые стены, точечное освещение на потолке. На столе стояла любимая папина кружка, рядом тарелка с апельсиновой кожурой, сложенная газета. Могу представить, как он методично снимает кожу с апельсина и делит его на части, медленно съедает, дольку за долькой между глотками кофе, хмурясь над газетой. Все то же самое, но все изменилось, стало другим.
У меня до сих пор оставался ключ от дома, поэтому, найдя его, я открыла заднюю дверь. На кухне взяла вазу, налила в нее воды, поставила цветы. На тарелке остались две дольки апельсина, и я проглотила их, рассеянно осматривая сад, который всего несколько месяцев назад представлял собой месиво из рытвин и выброшенных кухонных блоков, а сейчас был аккуратно приведен в порядок и уже засажен. На лестнице послышались шаги.
– Привет! – раздался голос мамы. – Кто там? – спросила она из коридора. – Кто это?
– Мама, это я.
– Миранда?
Мама была в халате. Волосы жирные, лицо опухло от сна.
– Ты заболела? – спросила я.
– Заболела? – Она потерла лицо. – Нет, просто немного устала. Дерек пошел купить садовую бечевку, я и подумала, что немного вздремну перед ленчем.
– Не хотела тебя будить.
– Не имеет значения.
– Я принесла тебе цветы.
– Спасибо. – Она взглянула на них, но совершенно безразлично, мельком.
– Чай или кофе? Я приготовлю.
– Хорошо бы. – Она присела на краешек одного из стульев.
– Так что: чай или кофе?
– То, что хочешь сама. Мне все равно.
– Кофе. А потом пойдем на прогулку.
– Не могу, Миранда. У меня… ну, в общем, есть дела, я должна кое-что сделать.
– Мама…
– Внутри болит, – сказала она. – Не болит только во время сна.
Я взяла се руку и поднесла к своему лицу.
– Обещаю сделать все, – сказала я, – все, чтобы тебе стало лучше.
Она пожала плечами. За нами засвистел чайник.
– Слишком поздно делать что-нибудь, – вздохнула она.
– Я любил ее, – сказал Тони.
Он пил уже третью банку пива, его речь была почти нечленораздельной. Казалось, что все в нем изменилось: щеки обвисли, заросли щетиной, волосы какие-то жирные, доходят до воротника, спереди на рубашке кофейное пятно, ногти не подстрижены.
– Я любил ее, – повторил он.
– Знаю.
– Что я сделал неправильно?
– Так нельзя переживать, – тихо проговорила я.
– Я не мог хорошо рассказать об этом, но она знала.
– Мне кажется… – начала я.
– А потом… – Он поднял банку пива и осушил ее. – Потом, когда она убежала… оставив только записку на столе, я хотел, чтобы она умерла, и она умерла.
– Здесь нет никакой связи, кроме той, которая у тебя сложилась в голове.
– Твой чертов Брендан. Очаровал. Обещал ей многое.
– Например?
– Головокружительную романтику, брак, детей. Все, из-за чего мы так с ней ссорились последние несколько месяцев.
– А-а, – протянула я.
– Хотя в конце концов я смирился. Она должна была узнать это.
Я продолжала пить вино и ничего не отвечала. Думала о Лауре, о смеющейся Лауре. Голова откинута назад, рот открыт, блестят белые зубы, темные глаза сияют жизнью.
– Увы, она мертва.
– Да.
В воскресенье я снова бегала. Семь миль в тумане моросящего дождя. Пила с Карлой кофе. Она тоже знала Лауру и захотела, чтобы мы провели целый час вместе, восклицая с оттенком сострадания, как все это ужасно.
Я занималась счетами компании. Работала без устали и была перевозбуждена. Находила любые занятия, чтобы не оставалось свободного времени. Никого не хотела видеть, но и не хотела быть сама с собой. Рассортировала старую корреспонденцию. Выбросила одежду, которую не надевала больше года. Просмотрела всю электронную почту и уничтожила сообщения, которые не хотела сохранить.
Наконец позвонила Биллу по мобильному телефону и сообщила, что хочу поговорить с ним. Он не спросил, могу ли я подождать до завтра, а просто сказал, что находится в Гуикнеме, но вернется к шести. Мы договорились встретиться в баре около Кингз-Кросс, который раньше был просто забегаловкой, но сейчас стал изысканным местом встречи художников-минималистов, где подавали коктейли, чай со льдом и тому подобное.
Я приняла еще одну ванну, переоделась, сняла широкие брюки с завязкой на поясе, надела джинсы и белую рубашку, застегивающуюся на пуговицы. Пришла в бар на пятнадцать минут раньше назначенного времени. Когда он появился, то поцеловал меня в макушку и скользнул на место напротив. Он заказал томатный сок со специями, а я попросила «Кровавую Мери» для храбрости. Мы чокнулись, и я стала расспрашивать его о том, как он провел выходные.
– О чем ты, Миранда?
– Хочу прекратить у тебя работу, – сказала я.
Чтобы прийти в себя от неожиданности, он сделал глоток и снова поставил его на стол.
– Хорошая мысль, – сказал он.
– Что?
Он улыбнулся мне с такой добротой и нежностью, что я постаралась не показать, что у меня на глазах выступили слезы.
– Я набираюсь мужества, чтобы сказать тебе об этом, а все, что можешь ответить ты, – так это «хорошая мысль».
– Да.
– И ты не собираешься умолять меня, чтобы я осталась?
– Тебе нужно начать с самого начала.
– Правильно.
– Подальше от всей семьи и их дел.
– Ты тоже член семьи.
– Спасибо.
– В хорошем смысле.
– Знаю.
– Чувствую, что моя жизнь превратилась в отвратительную мешанину, и мне нужно поскорее выбраться из нее.
– Что собираешься делать?
– Попытаюсь найти работу в компании по декоративному оформлению интерьеров, что-нибудь в этом роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Ответа не было, Я обошла дом и прижала нос к окну кухни. Внутри все сверкало новизной и было незнакомо: поверхности из нержавеющей стали, белые стены, точечное освещение на потолке. На столе стояла любимая папина кружка, рядом тарелка с апельсиновой кожурой, сложенная газета. Могу представить, как он методично снимает кожу с апельсина и делит его на части, медленно съедает, дольку за долькой между глотками кофе, хмурясь над газетой. Все то же самое, но все изменилось, стало другим.
У меня до сих пор оставался ключ от дома, поэтому, найдя его, я открыла заднюю дверь. На кухне взяла вазу, налила в нее воды, поставила цветы. На тарелке остались две дольки апельсина, и я проглотила их, рассеянно осматривая сад, который всего несколько месяцев назад представлял собой месиво из рытвин и выброшенных кухонных блоков, а сейчас был аккуратно приведен в порядок и уже засажен. На лестнице послышались шаги.
– Привет! – раздался голос мамы. – Кто там? – спросила она из коридора. – Кто это?
– Мама, это я.
– Миранда?
Мама была в халате. Волосы жирные, лицо опухло от сна.
– Ты заболела? – спросила я.
– Заболела? – Она потерла лицо. – Нет, просто немного устала. Дерек пошел купить садовую бечевку, я и подумала, что немного вздремну перед ленчем.
– Не хотела тебя будить.
– Не имеет значения.
– Я принесла тебе цветы.
– Спасибо. – Она взглянула на них, но совершенно безразлично, мельком.
– Чай или кофе? Я приготовлю.
– Хорошо бы. – Она присела на краешек одного из стульев.
– Так что: чай или кофе?
– То, что хочешь сама. Мне все равно.
– Кофе. А потом пойдем на прогулку.
– Не могу, Миранда. У меня… ну, в общем, есть дела, я должна кое-что сделать.
– Мама…
– Внутри болит, – сказала она. – Не болит только во время сна.
Я взяла се руку и поднесла к своему лицу.
– Обещаю сделать все, – сказала я, – все, чтобы тебе стало лучше.
Она пожала плечами. За нами засвистел чайник.
– Слишком поздно делать что-нибудь, – вздохнула она.
– Я любил ее, – сказал Тони.
Он пил уже третью банку пива, его речь была почти нечленораздельной. Казалось, что все в нем изменилось: щеки обвисли, заросли щетиной, волосы какие-то жирные, доходят до воротника, спереди на рубашке кофейное пятно, ногти не подстрижены.
– Я любил ее, – повторил он.
– Знаю.
– Что я сделал неправильно?
– Так нельзя переживать, – тихо проговорила я.
– Я не мог хорошо рассказать об этом, но она знала.
– Мне кажется… – начала я.
– А потом… – Он поднял банку пива и осушил ее. – Потом, когда она убежала… оставив только записку на столе, я хотел, чтобы она умерла, и она умерла.
– Здесь нет никакой связи, кроме той, которая у тебя сложилась в голове.
– Твой чертов Брендан. Очаровал. Обещал ей многое.
– Например?
– Головокружительную романтику, брак, детей. Все, из-за чего мы так с ней ссорились последние несколько месяцев.
– А-а, – протянула я.
– Хотя в конце концов я смирился. Она должна была узнать это.
Я продолжала пить вино и ничего не отвечала. Думала о Лауре, о смеющейся Лауре. Голова откинута назад, рот открыт, блестят белые зубы, темные глаза сияют жизнью.
– Увы, она мертва.
– Да.
В воскресенье я снова бегала. Семь миль в тумане моросящего дождя. Пила с Карлой кофе. Она тоже знала Лауру и захотела, чтобы мы провели целый час вместе, восклицая с оттенком сострадания, как все это ужасно.
Я занималась счетами компании. Работала без устали и была перевозбуждена. Находила любые занятия, чтобы не оставалось свободного времени. Никого не хотела видеть, но и не хотела быть сама с собой. Рассортировала старую корреспонденцию. Выбросила одежду, которую не надевала больше года. Просмотрела всю электронную почту и уничтожила сообщения, которые не хотела сохранить.
Наконец позвонила Биллу по мобильному телефону и сообщила, что хочу поговорить с ним. Он не спросил, могу ли я подождать до завтра, а просто сказал, что находится в Гуикнеме, но вернется к шести. Мы договорились встретиться в баре около Кингз-Кросс, который раньше был просто забегаловкой, но сейчас стал изысканным местом встречи художников-минималистов, где подавали коктейли, чай со льдом и тому подобное.
Я приняла еще одну ванну, переоделась, сняла широкие брюки с завязкой на поясе, надела джинсы и белую рубашку, застегивающуюся на пуговицы. Пришла в бар на пятнадцать минут раньше назначенного времени. Когда он появился, то поцеловал меня в макушку и скользнул на место напротив. Он заказал томатный сок со специями, а я попросила «Кровавую Мери» для храбрости. Мы чокнулись, и я стала расспрашивать его о том, как он провел выходные.
– О чем ты, Миранда?
– Хочу прекратить у тебя работу, – сказала я.
Чтобы прийти в себя от неожиданности, он сделал глоток и снова поставил его на стол.
– Хорошая мысль, – сказал он.
– Что?
Он улыбнулся мне с такой добротой и нежностью, что я постаралась не показать, что у меня на глазах выступили слезы.
– Я набираюсь мужества, чтобы сказать тебе об этом, а все, что можешь ответить ты, – так это «хорошая мысль».
– Да.
– И ты не собираешься умолять меня, чтобы я осталась?
– Тебе нужно начать с самого начала.
– Правильно.
– Подальше от всей семьи и их дел.
– Ты тоже член семьи.
– Спасибо.
– В хорошем смысле.
– Знаю.
– Чувствую, что моя жизнь превратилась в отвратительную мешанину, и мне нужно поскорее выбраться из нее.
– Что собираешься делать?
– Попытаюсь найти работу в компании по декоративному оформлению интерьеров, что-нибудь в этом роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92