Хоть бы попалась стамеска. Отвертка. Или металлическая рейка. Так нет, ничего. Я распрямилась. Щелкнули колени. Как он мог этого не слышать? Надо просто подождать, пока он уйдет. Тогда я выйду из сарая, позвоню в полицию и освобожу Сару.Он все еще возился с вещами. Я не видела, что он делал, только слышала, как что-то тихо бормотал. Он напоминал мне моего отца по выходным в тот момент, когда он принимался чинить забор, красить оконную раму или строить книжные полки.Тюремщик разматывал проволоку на шее Сары. Ах да, ведро. Фигура с мешком на голове выступила вперед, с нее спустили брюки, она скрючилась над ведром, и я услышала, как струя гремит о металлическое дно.— Все в порядке, красотка, — похвалил ее тюремщик и натянул обратно брюки.С небрежностью, которая дается долгой практикой, закрутил на шее проволоку, и Сара снова стала беспомощной, но проделал он это с нежностью. Он любил ее больше, чем когда-то меня. Меня он никогда не называл красоткой, наоборот, лексикон всегда был враждебным — он старался меня унизить.— Как ты исхудала, — сказал он. — Думаю, мы готовы. Ты прелестна, Сара. Не то что остальные.Он отступил, любуясь своей жертвой. Я услышала металлический скрежет, вспыхнул свет. Он зажег фонарь. Свет разлился по всему помещению, и я нырнула за механизм. Тюремщик изучал Сару и одобрительно хмыкал. Потрогал ее обнаженные плечи — так дотрагиваются до лошадей, когда хотят убедиться, что у них прошел жар. Поставил фонарь на пол и закинул руки за голову — жест человека, который только что проснулся, зевает и потягивается. Но через мгновение я поняла, что он снимает шарф и пытается распустить пальцами тугой узел. Наконец шарф упал, и в неверном оранжевом свете фонаря я впервые увидела его лицо.Оно ничего мне не сказало. Я его не узнала. И вдруг словно повернули кольцо на объективе и все стало в фокусе. Даже в мерцающем свете фонаря резко обозначились границы. Прошла моя лихорадка и страх. Я хотела добраться до сути и теперь знала все. Даже мысли прояснились. Нет, моя память не восстановилась. Я не узнала этого человека, но поняла все, что мне требовалось.Раньше я думала, что дело во мне. В моей дурацкой жизни, идиотской работе и неудачных связях. А он — вон тот человечек, который возится со своим шарфом — я даже испугалась собственного живого воображения, — сумел углядеть во мне изъян. Я двигалась в пропасть, причем по собственной воле. И он это понял. Мы нуждались друг в друге. Ведь я сама втайне желала, чтобы меня уничтожили.Но теперь я видела, что это не так. Возможно, я была неосторожной, безрассудной, чокнутой, но попалась на его пути по ошибке. Трудно сказать со всей определенностью, но мне стало казаться, что это Джо искала с ним встречи — уязвимая, отчаявшаяся, в общем, идеальная жертва. А я бросилась ее искать и тоже встретилась с ним. Однако этот жалкий неудачник так и не лишил меня жизни. Он свалился на меня, как метеор. Грянул, словно землетрясение под ногами. Но вот забавная штука: даже умирая от страха в темноте и сознавая, что спасения нет, я чувствовала, что не покорилась ему.Я не помнила, что произошло. И теперь уже, наверное, не сумею вспомнить никогда. Могла только догадываться: в те «потерянные недели» я жила в нашем бренном мире — стране живых, но вдруг по ошибке забрела на территорию его сатанинского хобби. Что обычно говорят об исходе боя? Я где-то читала или мне рассказывали, что победитель — тот, кто наносит удар первым. По всей вероятности, случилось вот что: я бросилась на поиски Джо. А этот не отложившийся в памяти человечек все время находился на заднем плане. Но неожиданно выпрыгнул на авансцену. И увлек меня из моего мира в свой. Его мир не имел ко мне никакого отношения за исключением одного — мне предстояло в нем умереть. Я представила, как он застал меня врасплох и лишил возможности сопротивляться: ударил головой о стену или дубинкой.Я стала прикидывать, как поступить, если он меня заметит. Заставила себя вспомнить, что он со мной сделал. Вытащила из памяти все ужасные воспоминания, которые неделями старалась подавить. Словно изо всей силы толкала языком десну вокруг болезненно воспаленного, догнивающего зуба, чтобы напомнить себе, какой бывает боль. И вдруг подняла глаза на мужчину, который приплясывал вокруг Сары, будто у овцы в загоне, — оглаживал, ласково успокаивал, а сам готовил страшные инструменты. Он был одновременно хлопотливым, заботливым любовником и деловым, холодным мясником.Видимо, она все-таки сопротивлялась, потому что он легонько шлепнул ее по лицу.— В чем дело, дорогуша? — Наверное, она застонала в мешке, но я не расслышала. — Я сделал тебе больно? Да? Ничего. Потерпи немного.Я слышала его дыхание. О, я помнила это хриплое дыхание. Он вынул кляп у нее изо рта.— Что я вижу! Ты пыталась освободиться.Сара закашлялась и глубоко вздохнула.— Осторожно, дорогуша, береги шею.— Я задыхалась. Чуть не умерла.— И это все?— Нет, нет!Подозрение расплывалось во мне, будто клякса. Я понимала, что должно было последовать дальше, но не испугалась. Я уже умерла. И все это не имело значения.— И что же еще?— Я не хочу умирать! — выкрикнула Сара. — Готова на что угодно, только бы жить.— Ах ты глупая маленькая сучонка! Я же тебе говорил, мне не надо что угодно. Пойми, мне не заплатили выкуп. Сказать тебе почему? Потому что я не требовал выкупа, кхе-кхе-кхе. — Он рассмеялся собственной шутке.— Если я вам скажу что-то очень важное, вы меня не убьете?— Попробуй.— Так убьете или нет?На несколько секунд воцарилось молчание. Он забеспокоился.— Сначала скажи, а там посмотрим.Но Сара только всхлипывала.— Говори, черт тебя побери!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91