— Это правда, — согласилась я. — Ну вот, теперь вы все обо мне знаете.— Я бы этого не сказала. Может быть, завтра или позже мы могли бы встретиться снова.— С удовольствием, — ответила я.— А сейчас пойду добывать нам ленч. Вы наверняка проголодались. Только хочу попросить вас об одолжении.— Каком?Айрин не ответила, а стала рыться в сумке. А я тем временем думала о ней. И с трудом избавилась от мысли, что она была тем типом мамы, которую я придумала для себя: приветливой, в то время как моя настоящая родительница отличалась холодностью, уверенной и умной, а не такой, как моя мать, которая часто суетилась и, мягко говоря, не имела способностей Эйнштейна. Айрин была глубокой, сложной, интересной.Она вытащила из сумки папку, положила на стол, достала лист бумаги — печатный формуляр — и пододвинула мне.— Что это? — спросила я. — Вы хотите продать мне страховку?Айрин не улыбнулась.— Я хочу вам помочь и правильно оценить ситуацию, — сказала она. — А для этого мне необходимо как можно полнее восстановить всю картину. Нужно посмотреть вашу историю болезни, но для этого требуется ваше разрешение. Я прошу вас подписать вот здесь.— Вы серьезно? — удивилась я. — Там куча всякой чуши о прививках, которые положено делать перед тем, как поехать в отпуск, и об антибиотиках, которыми меня пичкали, если донимала инфекция.— Это может оказаться полезным. — Айрин подала мне ручку.Я пожала плечами и подписала.— Не завидую вам. А что теперь?— Я хотела бы, чтобы говорили вы. Мне интересно посмотреть, куда вас это заведет, — ответила она.И я согласилась, отдалась этому занятию. Айрин Беддоз сходила в больницу и принесла сандвичи, салат и шипучую воду. Солнце двигалось по небу, а я все вспоминала, иногда плакала, когда мне казалось, что в последний год жизнь сделалась сплошной морокой, но главным образом говорила, пока не выдохлась. Во дворе стало темно и холодно, и Айрин отвела меня по гулким коридорам в палату.На кровати у меня лежал букет нарциссов и записка на использованном конверте: «Жаль, что тебя не было. Ждала, сколько могла. Заеду снова, как только сумею. Миллион поцелуев, думаю о тебе. Сэди».Ослабев от огорчения, я опустилась на кровать. * * * — Как проходит расследование?— У нас нет ничего, чтобы его вести.— А те женщины?— Это только пять имен.— Шесть со мной.— Если вы... — Кросс остановился и как-то странно посмотрел на меня.— Если я что-нибудь вспомню, вы узнаете об этом первым. * * * — Вот это ваш мозг.— Мой мозг, — повторила я, посмотрев на прикрепленный к светящемуся стеклу компьютерный снимок, и дотронулась до висков. — С ним все в порядке?Чарли Маллиган улыбнулся:— На мой взгляд, все отлично.— Какой-то темный.— Так и должно быть.— О, я по-прежнему ничего не могу вспомнить. В моей жизни образовалась пустота.— Не исключено, что она останется навсегда.— Дыра в форме беды.— Но возможно, память станет постепенно возвращаться и заполнит ее.— Я могу что-нибудь сделать для этого?— Не волнуйтесь и расслабьтесь.— Вы не знаете, с кем говорите.— Бывают вещи гораздо хуже, чем потеря памяти, — заметил врач. — Ну, мне пора.— К своим мышам?Он протянул теплую и сильную руку, и я ухватилась за нее.— Свяжитесь со мной, если что-нибудь потребуется.«Мне нужно все, что вы способны сделать с моей памятью», — подумала я, но в ответ просто кивнула и попыталась улыбнуться. * * * — Я где-то читала, что в жизни можно влюбиться всего два, от силы три раза.— Вы думаете, это правда?— Может быть. Но в таком случае я влюблялась либо много раз, либо никогда. Доходишь до точки, когда не можешь ни есть, ни спать, чувствуешь себя больной и бездыханной и не знаешь, это счастье или беда. Хочется одного — быть с ним, а остальной мир пусть идет куда подальше.— Да.— Я испытывала это чувство много раз. Но оно продолжалось недолго. Иногда несколько дней или до того момента, пока я не ложилась в постель. А потом любовь начинала растворяться, и я видела, что осталась ни с чем. Словно зола после того, как пламя погасло. Думаешь: Господи, что это на меня нашло? Но иногда сохраняется привязанность, чувство, желание. Так разве это любовь? Сильнее всего я влюбилась, когда училась в университете. Боже, как я его обожала. Однако и это длилось недолго.— Он вас бросил?— Да. Я плакала неделями. Думала, не переживу.— А как сложилось с Терри? Чувство к нему оказалось сильнее, чем к остальным?— По крайней мере продолжительнее. Наверное, сыграло свою роль ощущение долга. Или терпение. — Я рассмеялась, но смех получился какой-то неестественный. — Понимаете, мне кажется, я знаю его самые незначительные интимные детали. Все, что он прячет от других... Более того, чем больше я вижу причин его оставить, тем мне труднее это сделать. Неужели в этом есть какой-то смысл?— Вы говорите так, словно находитесь в ловушке.— Вы немного драматизируете. Я просто пустила все по накатанной колее.— Из которой всеми силами хотели выбраться?— Постепенно погружаешься в какие-то вещи, но не понимаешь, в каком ты положении, пока внезапно не наступает кризис. Тогда все становится ясным.— Так вы утверждаете...— Что это мой кризис. * * * На следующий день, когда Айрин пришла в мою комнату... Мою комнату! Я поймала себя на слове. Разве я собираюсь провести здесь остаток жизни? Неужели не сумею приспособиться к внешнему миру, где мне придется самой покупать для себя вещи и принимать решения?Она была, как всегда, сдержанна. Улыбнулась и спросила, как я спала. В реальном мире люди время от времени интересуются самочувствием других, но не потому, что хотят об этом знать. Надо просто ответить: «Хорошо». Они не станут уточнять, как вы спали, что ели, каковы ваши ощущения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91