В Лиссабоне ему такие опасности не грозят. День пасмурный и дождливый, ну и черт с ним, это еще не повод, чтобы карнавальное шествие отказалось от дефиле по Проспекту Свободы, на тротуарах которого плотными рядами стоят зрители из простонародья, хотя, приготовлены для тех, разумеется, кто способен за них заплатить, и кресла, но желающих занять их почти не найдется, очень уж мокро, и если сядешь, сядешь в лужу, игра слов вполне в духе карнавала Скрипят и раскачиваются пестро размалеванные платформы, а на них хохочут и строят гримасы ряженые в масках уродов и красавцев, усердно мечут в толпу мотки серпантина, мешочки с кукурузой и фасолью, которыми, если не туда попасть, можно и изувечить, толпа же в печальном воодушевлении отвечает тем же. Проезжают несколько открытых, груженных зонтами, повозок, машут с них девицы и юноши, осыпают друг друга конфетти. Публика тоже веселится схожим образом: вот к девушке, наблюдающей за шествием, подкрадывается сзади паренек с полной пригоршней конфетти, подносит их ей ко рту и растирает по всему лицу, чтобы, пользуясь замешательством жертвы, потискать ее где только можно и нельзя и с хохотом смыться, пока бедная девушка отплевывается — такая вот у нас в Португалии манера ухаживать, немало есть супружеских пар, именно так нашедших свое счастье. Прыскают через трубочки струйками воды, целясь в лицо или в шею — в прежние времена друг друга обливали духами, и это было салонной светской забавой, а потом стало достоянием улицы, и хорошо еще, если вода чистая, а не из канавы, такое тоже бывает. Рикардо Рейсу быстро наскучило шествие ряженых, но он продолжал стоять как вкопанный, словно ничего на свете не было важней, чем находиться здесь, дважды начинало моросить, а один раз дождь припустил по-настоящему: есть же такие, кто воссылает хвалы португальскому климату: да нет, я не говорю, что он плох, но для карнавалов не гож. К концу дня, ближе к вечеру, когда парад уже завершался, небо очистилось, платформы и повозки отправились своим путем туда, где ко вторнику их просушат, подновят облезшую и смывшуюся краску, приведут в порядок гирлянды, но их отсутствие, впрочем, не помешает ряженым продолжить веселье на улицах и площадях, в тупиках и переулках, на пролетах лестниц совершая то, на что не хватало духу при свете, и что в темноте совершается скорее, а обходится дешевле, и ослабелой плоти помогает вино, ведь пепельная среда [28] Традиционное название первого дня Великого поста.

, день скорби и забвения, еще только послезавтра. Рикардо Рейса познабливает и чуть лихорадит — может быть, все же простыл, пока смотрел на карнавальное шествие, а может быть, от печали бросает его то в жар, то в холод, но будем надеяться, что отвращение не вгонит его в горячку. К нему пристает некто ряженый и сильно подвыпивший: в одной руке у него — здоровенный деревянный тесак, в другой — трость, он постукивает ими друг о друга и напирает на поэта накладным брюхом: Выходи на бой со мной! — подушку, наверно, привязал или тряпья натолкал — вот смеху-то, чопорный господин в плаще и шляпе никак не может отделаться от этого маскарадного пирата в треуголке, шелковом кафтане, коротких панталонах и чулках: Выходи на бой со мной! — и ведь не даст пройти, пока на вино денег не получит. Рикардо Рейс сунул ему несколько монет, и тот, отколов еще два-три причудливых коленца, отстал наконец, двинулся в другую сторону в облаке перегара, в кольце хохочущих мальчишек. А вот в тележке, призванной изобразить колыбельку, провозят выставившего ножищи верзилу в чепчике, в слюнявчике, с размалеванным лицом: он делает вид, что заходится ревом, а может, и правда ревет, покуда не присасывается под громогласное одобрение зевак к рожку с красным вином, сунутому ему в рот еще каким-то чудищем, наряженным кормилицей, которое выскочивший из толпы мальчишка молниеносным движением ухватывает за обширную накладную грудь — и тотчас улепетывает, мамка же хриплым басом, не оставляющим сомнений в том, что это скорее все же папка, рявкает вслед: Куда? Куда сбежал, сукин сын, ты вот где пощупай! — сопровождая свой призыв жестом, достаточно красноречивым для того, чтобы близстоящие дамы и девицы, взглянув, отвели глаза, хоть, впрочем, ничего уж такого особенного им не было продемонстрировано: доходящее до середины икры платье на лже-кормилице дает лишь намек на анатомическую выпуклость, за которую ухватилась он — она? — обеими руками, так что все вполне невинно. Что ж вы хотите, это португальский карнавал. Вот проходит человек, не подозревая, что к хлястику его пальто английской булавкой прицеплен мочальный хвост, а на спину ему повесили плакатик: Эта скотинa продается, но только никто почему-то не приценивается, хотя один из шутников, возглашая: Любую кладь свезет, как пушинку, идет перед бедолагой, а тот ничего не замечает, радуется от души окрестным забавам, не принимает на свой счет веселье встречных, но вот почуял неладное, завел руку за спину, отодрал бумажку, яростно порвал ее в клочья, и ведь каждый год у нас на карнавале повторяют эту самую шутку, а мы радуемся ей, как в первый раз. Рикардо Рейс не очень беспокоится, тая, что в плащ булавку незаметно не воткнешь, но опасности подстерегают со всех сторон — так и ость, со второго этажа проворно спустилась на бечевке рейка и сшибла с него шляпу, и две девицы в окне залились визгливым хохотом, выкликая хором: На карнавале обижаться не принято! — и очевидность этой аксиомы столь сокрушительно очевидна, что Рикардо Рейс смиренно подбирает с мостовой выпачканную в грязи шляпу и молча идет своей дорогой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157