ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
хотя, на самом деле, мне сейчас гораздо скучнее, чем раньше, когда я торчал. Но эта скука для меня нова, и поэтому она не такая нудная, как кажется. Просто я чуть-чуть побалуюсь ею. Ну, совсем чуть-чуть.
Хавайте на здоровье!
Боже мой, впереди ещё один из этих мерзких вечеров. Лучше б тут было полно народу. Когда такое затишье, время тянется ужасно медленно. И даже намёка на чаевые. Блядство!
В баре почти никого нет. Энди сидит со скучающим видом и читает «Ивнинг ньюс». Грэхэм на кухне, готовит еду, которую, как он надеется, кто-нибудь съест. Я прислонилась к стойке -я страшно устала. Утром мне нужно сдать сочинение по философии. О морали: относительна она или абсолютна, в каких обстоятельствах и т. д. и т. п. Как подумаю об этом, так сразу харит. Закончу смену, сяду и буду писать всю ночь. Полная шизня.
По Лондону я не скучаю, а по Марку - да… немножко. Может, даже немножко больше, чем немножко, но не так сильно, как я думала. Он сказал, если я хочу поступить в университет, то можно сделать это в Лондоне с таким же успехом, как и дома. Но когда я сказала ему, что жить на стипендию тяжело везде, а в Лондоне невозможно, просто физически невозможно, он сказал, что хорошо зарабатывает и что мы как-нибудь протянем. Когда я сказала ему, что не хочу, чтоб он содержал меня, как крутой сутенёр - дешёвую шлюху, он сказал мне, что всё будет по-другому. Но я всё равно вернулась, а он остался, и никто из нас особо об этом не жалеет. Марк может быть ласковым, но он не очень-то нуждается в людях. Я прожила с ним полгода и, по-моему, так до сих пор и не знаю его толком. Иногда мне кажется, что я хочу слишком многого, но с ним, похоже, всё ясно.
В ресторан заходят четверо парней, конкретно кирных. Шиза. Одного я, кажется, знаю. Наверно, встречались в универе.
- Чем могу служить? - спрашивает их Энди.
- Пару бутылок самого лучшего вина… и столик на четверых… - невнятно произносит он. Судя по их акценту, прикиду и манерам, это англичане среднего или выше среднего класса. В городе полно этих «белых колонистов». И это говорю я, только что вернувшаяся из Лондона! Студенты универа когда-то делились на эдинбургцев, глазгосцев, бирмингемцев и кокни, а сейчас он превратился в отстойник для оксбриджских неудачников из соседних с Лондоном графств и пары-тройки эдинбургских пэтэушников, представляющих Шотландию.
Я улыбаюсь им. Нужно отбросить все эти предвзятые мнения и научиться относиться к людям по-человечески. Это влияние Марка, его предубеждения заразны, хрен шизанутый. Они садятся.
Один говорит:
- Какую девушку называют в Шотландии интересной?
Второй рявкает:
- Туристку!
Они говорят очень громко. Нахалы.
Один произносит, показывая в мою сторону:
- Впрочем, не знаю. Эту я бы не вышвырнул из кровати.
Ах, ты хуйло. Ёбаное дебильное хуйло.
Я вся закипаю внутри, но делаю вид, что не услышала этого замечания. Мне нельзя потерять эту работу. Мне нужны деньги. Не будет бабла - не будет ни универа, ни диплома. А мне нужен диплом. Мне он нужен больше всего на свете.
Пока они изучают меню, один из парней, темноволосый тощий мудак с длинной чёлкой, похотливо улыбается мне.
- Каг дзила, драгуша? - говорит он, подражая произношению кокни. У мажоров это нынче модно. Боже, как мне хочется послать этого придурка на хуй. На хрен мне это сдалось… но ничего не поделаешь.
- Улыбнись нам, дзифчушка! - говорит тот, что пожирнее, низким, развязным голосом. Голос высокомерного, тупого мажора, не отягощённого чуткостью или интеллектом. Я пытаюсь снисходительно улыбнуться, но мышцы лица остаются неподвижными. И на этом спасибо.
Принять заказ - сущий кошмар. Они поглощены беседой о карьере, с наибольшим уважением отзываясь о профессиях брокера, рекламного агента и менеджера, и как бы между делом пытаются меня унизить. Тощий придурок спрашивает, когда я кончаю работу. Я не обращаю на него внимания, а все остальные начинают гикать и стучать кулаками по столу. Я записываю заказ, чувствуя себя раздавленной и опозоренной, и ухожу на кухню.
Я вся дрожу от злости. Интересно, надолго ли меня хватит? Если б я хоть могла отвести душу с какой-нибудь чувихой - Луизой или Маризой.
- Ты что, не можешь выгнать на хуй этих поцев? - отрываюсь я на Грэхэме.
- Это работа. Клиент всегда прав. Даже если он ведёт себя, как хуева залупа.
Я помню, Марк рассказывал, как несколько лет назад он работал на шоу «Лошадь года» в Уэмбли - разносил продукты вместе с Дохлым. Он всегда говорил, что официанты обладают властью: никогда не трогай официанта. Он был, конечно, прав. Настало время воспользоваться этой властью.
У меня самый разгар месячных, и я чувствую себя, как выжатый лимон. Я иду в туалет и меняю тампоны, заворачивая использованный (он насквозь пропитан выделениями) в туалетную бумагу.
Двое из этих чёртовых мажоров-империалистов заказали суп: наш фирменный - с томатами и апельсинами. Пока Грэхэм занимается приготовлением основных блюд, я беру окровавленный тампон и опускаю его, как мешочек с чаем, в первую миску с супом. Потом выдавливаю вилкой его мерзкое содержимое. В супе плавает пара чёрных кусочков внутреннего покрова матки. Я хорошо их размешиваю, и они растворяются.
Я подношу к столику два паштета и два супа, ставя свой «коктейль» перед тем тощим, намазанным гелем уёбком. Один из их компании, парень с коричневой бородой и на удивление уродливыми, выступающими вперёд зубами, рассказывает сидящим за столом, снова-таки очень громко, о том, как ужасны Гавайи.
- Чёртова жара! Нет, я ничего не имею против жары, но она совершенно не похожа на роскошный, палящий зной Южной Калифорнии. Там такая высокая влажность, что всё время потеешь, как поросёнок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Хавайте на здоровье!
Боже мой, впереди ещё один из этих мерзких вечеров. Лучше б тут было полно народу. Когда такое затишье, время тянется ужасно медленно. И даже намёка на чаевые. Блядство!
В баре почти никого нет. Энди сидит со скучающим видом и читает «Ивнинг ньюс». Грэхэм на кухне, готовит еду, которую, как он надеется, кто-нибудь съест. Я прислонилась к стойке -я страшно устала. Утром мне нужно сдать сочинение по философии. О морали: относительна она или абсолютна, в каких обстоятельствах и т. д. и т. п. Как подумаю об этом, так сразу харит. Закончу смену, сяду и буду писать всю ночь. Полная шизня.
По Лондону я не скучаю, а по Марку - да… немножко. Может, даже немножко больше, чем немножко, но не так сильно, как я думала. Он сказал, если я хочу поступить в университет, то можно сделать это в Лондоне с таким же успехом, как и дома. Но когда я сказала ему, что жить на стипендию тяжело везде, а в Лондоне невозможно, просто физически невозможно, он сказал, что хорошо зарабатывает и что мы как-нибудь протянем. Когда я сказала ему, что не хочу, чтоб он содержал меня, как крутой сутенёр - дешёвую шлюху, он сказал мне, что всё будет по-другому. Но я всё равно вернулась, а он остался, и никто из нас особо об этом не жалеет. Марк может быть ласковым, но он не очень-то нуждается в людях. Я прожила с ним полгода и, по-моему, так до сих пор и не знаю его толком. Иногда мне кажется, что я хочу слишком многого, но с ним, похоже, всё ясно.
В ресторан заходят четверо парней, конкретно кирных. Шиза. Одного я, кажется, знаю. Наверно, встречались в универе.
- Чем могу служить? - спрашивает их Энди.
- Пару бутылок самого лучшего вина… и столик на четверых… - невнятно произносит он. Судя по их акценту, прикиду и манерам, это англичане среднего или выше среднего класса. В городе полно этих «белых колонистов». И это говорю я, только что вернувшаяся из Лондона! Студенты универа когда-то делились на эдинбургцев, глазгосцев, бирмингемцев и кокни, а сейчас он превратился в отстойник для оксбриджских неудачников из соседних с Лондоном графств и пары-тройки эдинбургских пэтэушников, представляющих Шотландию.
Я улыбаюсь им. Нужно отбросить все эти предвзятые мнения и научиться относиться к людям по-человечески. Это влияние Марка, его предубеждения заразны, хрен шизанутый. Они садятся.
Один говорит:
- Какую девушку называют в Шотландии интересной?
Второй рявкает:
- Туристку!
Они говорят очень громко. Нахалы.
Один произносит, показывая в мою сторону:
- Впрочем, не знаю. Эту я бы не вышвырнул из кровати.
Ах, ты хуйло. Ёбаное дебильное хуйло.
Я вся закипаю внутри, но делаю вид, что не услышала этого замечания. Мне нельзя потерять эту работу. Мне нужны деньги. Не будет бабла - не будет ни универа, ни диплома. А мне нужен диплом. Мне он нужен больше всего на свете.
Пока они изучают меню, один из парней, темноволосый тощий мудак с длинной чёлкой, похотливо улыбается мне.
- Каг дзила, драгуша? - говорит он, подражая произношению кокни. У мажоров это нынче модно. Боже, как мне хочется послать этого придурка на хуй. На хрен мне это сдалось… но ничего не поделаешь.
- Улыбнись нам, дзифчушка! - говорит тот, что пожирнее, низким, развязным голосом. Голос высокомерного, тупого мажора, не отягощённого чуткостью или интеллектом. Я пытаюсь снисходительно улыбнуться, но мышцы лица остаются неподвижными. И на этом спасибо.
Принять заказ - сущий кошмар. Они поглощены беседой о карьере, с наибольшим уважением отзываясь о профессиях брокера, рекламного агента и менеджера, и как бы между делом пытаются меня унизить. Тощий придурок спрашивает, когда я кончаю работу. Я не обращаю на него внимания, а все остальные начинают гикать и стучать кулаками по столу. Я записываю заказ, чувствуя себя раздавленной и опозоренной, и ухожу на кухню.
Я вся дрожу от злости. Интересно, надолго ли меня хватит? Если б я хоть могла отвести душу с какой-нибудь чувихой - Луизой или Маризой.
- Ты что, не можешь выгнать на хуй этих поцев? - отрываюсь я на Грэхэме.
- Это работа. Клиент всегда прав. Даже если он ведёт себя, как хуева залупа.
Я помню, Марк рассказывал, как несколько лет назад он работал на шоу «Лошадь года» в Уэмбли - разносил продукты вместе с Дохлым. Он всегда говорил, что официанты обладают властью: никогда не трогай официанта. Он был, конечно, прав. Настало время воспользоваться этой властью.
У меня самый разгар месячных, и я чувствую себя, как выжатый лимон. Я иду в туалет и меняю тампоны, заворачивая использованный (он насквозь пропитан выделениями) в туалетную бумагу.
Двое из этих чёртовых мажоров-империалистов заказали суп: наш фирменный - с томатами и апельсинами. Пока Грэхэм занимается приготовлением основных блюд, я беру окровавленный тампон и опускаю его, как мешочек с чаем, в первую миску с супом. Потом выдавливаю вилкой его мерзкое содержимое. В супе плавает пара чёрных кусочков внутреннего покрова матки. Я хорошо их размешиваю, и они растворяются.
Я подношу к столику два паштета и два супа, ставя свой «коктейль» перед тем тощим, намазанным гелем уёбком. Один из их компании, парень с коричневой бородой и на удивление уродливыми, выступающими вперёд зубами, рассказывает сидящим за столом, снова-таки очень громко, о том, как ужасны Гавайи.
- Чёртова жара! Нет, я ничего не имею против жары, но она совершенно не похожа на роскошный, палящий зной Южной Калифорнии. Там такая высокая влажность, что всё время потеешь, как поросёнок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101