- Любишь лошадок? - спросил он.
- Не.
- А футбол? - промямлил он.
- Не.
- Ну, а рэгби? - в его голосе сквозило отчаяние.
- Нет, - ответил я. Трудно было сказать, хотел ли он меня снять или ему просто нужен был собутыльник. Наверно, он и сам этого не знал. Короче, он потерял ко мне интерес и повернулся к Дохлому.
- Любишь лошадок?
- Не. Я ненавижу футбол, регби и всё остальное. Но я люблю кино. Особенно «Планету обезьян»? Видел когда-нибудь? Я от неё тащусь.
- А как же! Помню-помню! «Планета обезьян». Чарльтон, бля, Хестон. Родди Мак… как, бишь, его зовут? Чувачок такой. Ну подскажи мне. Он знает, о ком я, - Планета Обезьян повернулся ко мне.
- Макдауэлл.
- Точно! - сказал он с торжествующим видом, а потом снова повернулся к Дохлому. - А где твоя чувиха?
- Э? Чего? - спросил Дохлый, совершенно очумев.
- Ну, та блондиночка, ну, с которой я тебя вчера видел.
- А, эта.
- Классная писька… извини, конечно, это самое. Не в обиду, чувак.
- Какие проблемы, брат! Полтинник - и она твоя. Я не шучу, - Дохлый понизил голос.
- Ты серьёзно?
- Ну, разумеется. Никаких извратов, только перепихнуться. За полтинник.
Я не верил своим ушам. Дохлый не шутил. Он хотел свести Планету Обезьян с крошкой Марией Андерсон - «чернушницей», которую он ебал во все дыры уже несколько месяцев подряд. Дохлый хотел продать её. Я с отвращением подумал о том, до чего он докатился и до чего все мы докатились, и снова начал завидовать Картошке.
Я отвёл его в сторонку:
- В чём дело, блядь?
- Дело в том, что я забочусь о собственной персоне. А у тебя какие проблемы? Ты чё, вступил в ёбаное общество взаимопомощи?
- Я не об этом, блядь. Я просто не знаю, что с тобой, на хуй, творится, чувак, правда, не знаю.
- Выходит, ты стал ёбаным мистером Чистоплюем, да?
- Нет, но я никого не наёбываю.
- Что я слышу! Скажи ещё, что не ты свёл Томми с Сикером и всей тусовкой, - его взгляд был кристально-чистым и предательским, в нём не было ни грана совести или сострадания. Дохлый развернулся и пошёл обратно к Планете Обезьян.
Я хотел сказать, что у Томми был выбор, а у крошки Марии его нет. Но это привело бы к спору о том, где начинается и где кончается выбор. Сколько раз нужно ширнуться, для того чтобы понятие выбора утратило смысл? Если б я только это знал, бля. Если б я хоть что-нибудь, на хер, знал!
Лёгок на помине, в бар вошёл Томми; за ним - Второй Призёр, конкретно «синий». Томми сел на систему. Раньше он не ширялся. Наверно, мы сами в этом виноваты; возможно, я сам в этом виноват. Томми выступал только по «спиду». Это всё из-за Лиззи. Он очень спокойный, даже подавленный. Чего не скажешь о Втором Призёре.
- Малыш Рентс отмазался! Э-ге-гей! Ёбаный ты мудак, бля! - кричит он, сдавливая мне руку.
По всему бару проносится: «Марк Рентон - один на свете». Песню похватывают беззубый старикан Уилли Шэйн и Попрошайкин дед - милый одноногий старичок. Поёт Бегби с двумя своими друзьями-психами, которых я знать не знаю, поют Дохлый и Билли, даже мама поёт.
Томми хлопает меня по спине:
- Классно выкрутился, - говорит он, а потом спрашивает: - «Чёрный» есть?
Я советую ему завязать, пока не поздно. Он отвечает мне, как все начинающие, что он может бросить в любую минуту. Сдаётся мне, я где-то уже это слышал. Я сам так говорил и, наверно, скажу ещё не раз.
Меня окружали самые близкие люди, но я никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким.
Планета Обезьян втёрся в нашу компанию. Мысль о том, как этот мудак трахает малютку Марию Андерсон, я бы не назвал эстетически привлекательной. Я бы не назвал эстетически привлекательной и мысль о том, как он вообще кого-либо трахает. Если он только попробует заговорить с мамой, я стукну кружкой по его обезьяньему рылу.
В бар входит Энди Логан. Это очень энергичный чувак, от которого так и разит мелкими правонарушениями и тюрьмой. Я познакомился с Логсом несколько лет назад, когда мы оба работали на стоянке при муниципальной площадке для гольфа и гребли деньги лопатой. Нас зажопил один контролёр из патрульной машины. Привольные были времена: к зарплате я даже не притрагивался. Логс мне нравится, но дружбы мы не водим. Я могу говорить с ним только о прошлом.
Мы оба любим вспоминать прошлое. Наша беседа всегда начинается с сакраментального «а помнишь…», но сегодня мы заговорили о бедняге Картошке.
В кабак заходит Флокси и подзывает меня к стойке. Он спрашивает о дряни. Я же на программе. Это безумие. Ирония состоит в том, что меня повязали за кражу книг как раз в тот момент, когда я пытался слезть. Всё из-за этого метадона, этого ебучего убийцы. После него жестокие отходняки. Там, в книжном, мне как раз стало плохо, когда этот круглорылый решил разыграть из себя героя.
Я говорю Флокси, что лечусь, и тогда он съёбывает, не говоря ни слова.
Билли замечает, что я говорил с этим чуваком, и выходит вслед за ним, но я вскакиваю и хватаю его за руку.
- Я этой швали все кости переломаю, блядь… - шипит он сквозь зубы.
- Оставь его, он нормальный, - Флокси идёт по улице, уже забыв об этом, забыв обо всём, кроме того, где бы достать дряни.
- Ёбаная шваль. Если ты водишься с такими подонками, блядь, то так тебе и надо.
Он вернулся в бар и сел за стол, но только потому, что увидел Шерон и Джун, шедших по улице.
Как только Бегби засёк Джун, он осуждающе посмотрел на неё:
- Где малой?
- У сестры, - робко сказала Джун.
Бегби отвернул от неё свой воинственный взгляд, открытый рот и застывшее лицо, чтобы переварить эту информацию и решить, как он к ней относится - хорошо, плохо или ему просто наплевать. В конце концов, он поворачивается к Томми и ласково говорит ему, какой он клёвый чувак.
Что я здесь делаю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101