«Возвращение блудного мужа»: Россмэн-Пресс; Москва; 2007
ISBN 978-5-353-02688-4
Аннотация
Что такое семья в эпоху состоятельных мужчин и раскрепощенных женщин?
Только Юрий Поляков может так безжалостно раскрыть маленькие мужские хитрости и так пристально посмотреть на женщину, словно ему под силу разгадать ее тайные мысли.
Юрий Михайлович Поляков
Подземный художник
Но есть минуты, темные минуты…
Н. Гоголь. Портрет
1
Эта история началась в душный июльский день, когда жара, точно изнурительно пылкая любовница, преследует и мучает, не оставляя в покое ни дома, ни на службе, ни за городом…
Темный, отливающий рыбьей синевой «мерседес» остановился на углу Воздвиженки и Арбатских ворот, в самом, что называется, неположенном месте. Постовой милиционер, радостно помахивая жезлом, заспешил к нахальному нарушителю. Но, увидав номер, содержавший какую-то, наверное, только ГАИ внятную тайну, он поморщился, отвернулся и стал высматривать иную поживу, побезопаснее.
Открылась автомобильная дверца, и наружу вылез плечистый, коротко остриженный парень, одетый в черный костюм, в каких обычно ходят телохранители и похоронные агенты. Нос у парня был сломан самым чудовищным образом. Он поежился, будто из прохладного предбанника попал в жаркую парную, и, почтительно склонившись, помог выбраться из машины молодой женщине, точнее, даме.
Она была хороша! Высокая, стройная, но без этой подиумной впалой членистоногости, которая почему-то выдается теперь за совершенство. Наоборот, ее узко перехваченная в поясе фигура обладала всеми необходимыми слабому полу достоинствами, волнующе очевидными под беззащитным летним шелком. Собранные в узел темно-золотистые волосы открывали высокую шею, перетекавшую в плечи таким необъяснимым изгибом, что просто дух перехватывало.
Выйдя из машины, женщина тут же надела большие темные очки, поэтому залюбовавшийся прохожий мог оценить лишь тонкий прямой нос, нежный подбородок и ярко-алые губы, нарисованные с художественной основательностью — такую могут себе позволить лишь немногие женщины, для которых тратить время и тратить деньги — примерно одно и то же.
В прежние годы подобных красавиц можно было встретить в кино, на улице и в общественном транспорте. По этому поводу кто-то даже сочинил двустишие:
Затосковал? В метро сходи ты!
Там обитают афродиты…
Но пришли новые времена. Одни красавицы уехали за обеспеченным счастьем в дальние страны, другие заселили телевизор, а третьи заточены теперь в подмосковных замках, окруженных трехметровыми заборами, и в город приезжают разве что в дорогих машинах с непроницаемыми стеклами. Очевидно, их мужья и любовники ни в коем случае не желают делиться со всем остальным миром ухваченной по случаю красотой. Нет, конечно, на столичных улицах еще можно иной раз увидеть совершенство, разглядывающее витрину бутика, но в подобных редких случаях автор этих строк, к примеру, чувствует себя орнитологом, обнаружившим на ветке дворового тополя жар-птицу.
Дама огляделась и тихим беспрекословным голосом приказала телохранителю:
— Костя, вы останетесь здесь!
— Но, Лидия Николаевна, Эдуард Викторович меня уволит…
— Я вас тоже могу уволить!
— Увольняйте!
Она пожала плечами, вздохнула и сказала уже не так строго:
— Но вы можете хотя бы постоять в стороне? Вы же всех распугаете!
— Это входит в мои обязанности.
— Костя! — она уже почти просила.
— Ладно. Но если что-нибудь…
— Все будет хорошо!
Женщина поправила волосы и пошла к подземному переходу.
— Куда это она? — поинтересовался, высунувшись из машины, водитель.
— Хочет, чтобы ее нарисовали, — объяснил Костя с развязностью, с какой обслуга, оставшись наедине, обсуждает хозяев.
— В такую жару?!
— Чудит! — телохранитель недоуменно хрюкнул перебитым носом и двинулся вслед за ней.
Лидия Николаевна — чуть боком, из-за высоких каблуков, но все равно грациозно — спустилась вниз и подошла к тому месту, где на складных стульчиках сидели художники с большими папками на коленях. Возле каждого на треногах красовались рекламные портреты, обязанные очаровывать и заманивать легкомысленных прохожих. На рисунках были изображены в основном знаменитости: например, Алла Пугачева, так широко разинувшая поющий свой рот, точно хотела проглотить микрофон. Но если с большим трудом можно все-таки предположить, что великая эстрадница когда-то ненароком, из озорства и забредала в этот переход, то обнаженный по пояс, мускулатурный Сталлоне едва ли появлялся тут со своим огромным ручным пулеметом. А уж Мадонна с младенцем и подавно…
В подземном переходе веяло бетонной прохладой, и, наверное, поэтому художники, обыкновенно мающиеся в ожидании клиентов, были заняты работой: с внимательной иронией они вглядывались в лица граждан, застывших перед ними на складных стульчиках, и чиркали по ватману остренькими карандашиками, угольками или пастельками. И только к одной треноге вместо рекламной фантазии был прикреплен небольшой простенький портрет девочки-школьницы, улыбающейся и в то же время страшно расстроенной.
«Наверняка, паршивка, получила двойку, — подумала женщина, — а родителям наврала, что пятерку. Может, даже в дневнике переправила, как Вербасова. За это ее повели сюда — рисоваться, а она сидит и переживает…»
Художника около треноги не оказалось. Лидия Николаевна снова вздохнула и стала прогуливаться по переходу, сравнивая изображение на листах с лицами оригиналов, замерших в ожидании сходного результата и еще не ведавших о предстоящем разочаровании. Никто из подземных художников явно не обладал чудесным талантом портретиста, способного, как сказал поэт Заболоцкий, «души изменчивой приметы переносить на полотно».
1 2 3 4