Когда я спросил ее, откуда у нее такие сведения, она сказала, что ей все это приснилось сегодня ночью. Я горько посмеялся над ее сном, а она умоляла послушать ее и отправиться за Орзамом. Но я ничего не хотел слушать, и она ушла от меня вся в слезах. Три дня она молчала и только с укоризной поглядывала на меня, когда мы встречались. А через три дня мне самому приснился мой сын. Причем сначала мой сон был самым обычным – простой, плохо связанный ряд каких-то картинок. И вдруг эти картинки словно стерло мокрой тряпкой, а перед моими глазами появился мой сын.
Он рассказал, что спасся во время взрыва, потому что учитель послал его в другую башню за волшебными амулетами. Но сам он не может выйти из-под обрушенной башни. Он просил приехать и откопать его.
Надо сказать, что к этому времени мое богатство значительно уменьшилось. Многое я отдал вышедшим замуж дочерям, многое потерял на неразумных сделках своего партнера. Поэтому я, увидев этот сон, распустил всех своих слуг, продал дом, собрал сколько смог денег и отправился за сыном. Только Уртусан отказалась оставить меня. Она сказала, что, если я не возьму ее с собой, она пойдет сама пешком, но не оставит своего дорого мальчика одного. Мне пришлось взять ее, и я не пожалел об этом.
Мы пришли к развалинам замка беля Васара и вдвоем принялись откапывать из-под обломков подвал боковой башни. Ты спросишь, почему вдвоем? Во-первых, это место считалось зараженным дурной магией и проклятым. А во-вторых, мы боялись, что наши помощники выдадут белю Озему, что не все ученики уничтоженного им мага погибли.
Так что мы вдвоем растащили обломки башни и открыли вход в подвал. Там мы нашли нашего мальчика. Он был жив, но очень слаб.
Мы вернулись в ближний город и почти месяц жили в гостинице, пока Орзам не окреп. Потом мы присоединились к каравану беля Хакума, чтобы вернуться в родной город.
И я, и бедная Уртусан все так же любим нашего мальчика, но он стал каким-то странным. Словно страшная тайна гложет его изнутри, словно дух его учителя требует от него чего-то невозможного. Он нам ничего не рассказывает, а расспрашивать мы не рискуем – боимся навредить ему. А теперь вот еще и ранили его.
Има Ухтар внимательно посмотрел на меня и спросило тревогой:
– Ты уверен, что весь яд из его ран вышел, что мой мальчик выздоровеет?
– Не волнуйся, почтенный има, все будет в порядке, – поспешил я успокоить его. Мы замолчали. Жара и бесконечное голубовато-белесое небо неподвижно висели над нами. Има Ухтар снова погрузился в воспоминания, а я принялся размышлять над услышанным. И постепенно в моей голове начал возникать план.
Вечером, когда солнце уже опустилось за горизонт, а караван подходил к большому постоялому двору, Орзам открыл глаза и попросил есть. На его лицо вернулся слабый юношеский румянец, и выглядел он очень неплохо. Уртусан, не снимая его голову со своих колен, дотянулась до заранее ею приготовленного свертка и накормила юношу теплым бульоном с маленькими кусочками мяса. И юноша снова заснул. А уже через час мы с Ухтаром осторожно перенесли его в маленькую отдельную комнатку, которую старик смог снять на постоялом дворе.
Караванщики суетились во дворе придорожной гостиницы, распрягая животных. Их расставляли по стойлам в огромном сарае, поили, кормили. Хозяин постоялого двора бегал по двору и гостинице, устраивая на ночь своих многочисленных гостей. Он, как я понял, давно и хорошо был знаком с белем Хакумом, который постоянно останавливался здесь, направляясь в столицу. Я разместился в одной комнате с начальником охраны каравана.
Постепенно суета, связанная с приходом каравана, утихла, и большинство путешественников собралось в большом обеденном зале за общим ужином. Мы с има Ухтаром продолжали держаться вместе, и совершенно неожиданно за наш стол подсел сам бель Хакум. Он посмотрел на меня своими хитроватыми глазами и неожиданно спросил у старика:
– Это что, действительно раны твоего сына были отравлены?
– Да, хозяин, – быстро ответил тот. – Вот, спасибо нашему благодетелю Илие, сначала он спас моего мальчика от смертельного удара, а потом определил яд и выгнал его из ран. Сейчас мальчик чувствует себя значительно лучше. Даже немного поел!…
Бель еще более внимательно посмотрел на меня и негромко произнес:
– А ты, похоже, горазд в искусстве врачевания?
– Я вообще горазд в Искусстве… – ответил я, твердо встретив его взгляд. – Мой учитель хорошо меня обучил.
– Так, значит, у тебя все-таки был учитель? – быстро спросил Хакум.
– Любой Дар нужно выявить и взрастить, а для этого необходим учитель… – уклончиво ответил я.
– А не выпить ли нам вина, – вдруг громко предложил караван-тарши. – Эй, трактирщик, ну-ка дай на этот стол еще один бокал!
Половой тут же прибежал с чистым бокалом. Старый Ухтар хотел было налить в него из стоявшего на столе кувшина, однако бель Хакум перехватил его руку и с некоторой укоризной сказал:
– Мы не будем поить нашего искусного гостя этой трактирной бурдой. – А затем, повернувшись в сторону начальника охраны, приказал: – Бастаг, принеси-ка мой заветный бурдюк и мешочек сандарских засахаренных фруктов. – Потом он снова повернулся к нам и самодовольно произнес: – Сейчас я угощу вас вином, какое и сам Великий ханиф пьет не каждый день.
Буквально в ту же секунду рядом возник запыхавшийся Бастаг и положил на стол небольшой кожаный бурдюк, а рядом холщовый мешочек.
Бель Хакум медленно, даже как-то торжественно развязал тесемки, стягивающие мешочек, и насыпал в чистую глиняную миску горку засахаренных фруктов. Затем он не менее торжественно вытащил затычку из бурдючка и наполнил две кружки и поданный для него бокал густой пахучей темно-бордовой жидкостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20