– Это он!
Костя перевел дух. Это он, это сам Михаил Афанасьевич Лисавенко идет по своему большому саду!
Михаил Афанасьевич увидел ребят и неторопливо направился к ним. Ребята слегка оробели, Манжин незаметно попятился за спину товарища.
– Гости? – спросил Лисавенко. – Юннаты?
– Юннаты за саженцами приехали, – ответила Нина. – Я им сад показывала.
Костя встретил взгляд Михаила Афанасьевича – молодые, задорные и чуть-чуть лукавые глаза улыбались ему сквозь большие очки. Косте сразу стало весело от этого взгляда. Он поспешно сдернул со своей головы кепку и, краснея, сказал:
– Здравствуйте, Михаил Афанасьевич!
– Здравствуйте, Михаил Афанасьевич! – повторил Манжин из-за Костиного плеча и тоже снял шапку.
– Здравствуйте, – ответил Михаил Афанасьевич. – За саженцами приехали? Что сажать будете?
Манжин подтолкнул сзади Костю: отвечай ты! А Костя, ободренный ласковым голосом и деловым тоном Михаила Афанасьевича, уже без всякой робости ответил:
– Яблони хотим посадить. И вишни надо бы. И вот еще, говорят, «виктория» хорошо приживается.
– А где сажать будете?
– На Катуни. Недалеко от Манжерока.
– Хорошо. Надо сорта вам подобрать. Одни приехали?
– Нет. Директор наш здесь. Он с Григорием Ивановичем пошел. За саженцами.
– Нина, – обратился Михаил Афанасьевич к девушке, – скажите там, чтобы им получше деревца подобрали, посильнее. Юннаты ведь!
Нина кивнула головой:
– Хорошо.
– А вам, юннаты, желаю успеха, – сказал Лисавенко, улыбаясь глазами сквозь очки. – Выращивайте сад. Осенью я к вам приеду, погляжу, как у вас дело идет, как сад растет.
– Правда приедете? – спросил Костя.
– Правда. Обязательно приеду.
Михаил Афанасьевич простился с ребятами и пошел дальше по склону. Костя и Манжин глядели ему вслед, пока нежная зелень кустов и деревьев не заслонила его.
– Ну, вы что окаменели? – засмеялась Нина. – Пойдемте саженцы выбирать!
– Да-а… – протянул Манжин, надевая шапку. – Са-авсем простой человек! Са-авсем хороший!
– Не приедет он к нам, – вздохнул Костя. – Если ко всем ездить…
– Вот увидите – приедет! – возразила Нина. – Он юннатов любит. Кому-кому, а уж юннатам всегда самое лучшее даст. И приедет! Он и в Аносинскую школу ездил, и в Чергу. В Черге даже сам яблоньку посадил, «янтарку»!.. Вот увидите – приедет!
– Манжин, – попросил Костя, – ты иди туда, на пункт, а я еще немножко похожу по саду. Мне хочется, однако, на эти яблони поближе посмотреть. А ты мне тогда покричишь… Ладно?
– Ладно, – согласился Манжин.
Нина и Манжин ушли, а Костя вернулся на тот склон, где длинными и стройными рядами стояли яблони. Птицы пели свои весенние песни. Откуда-то издалека доносились голоса рабочих, девичий смех… Но Косте казалось, что он совсем один в этом светлом, полном солнца и радости саду. Он бродил среди яблонь, еще совсем голых, влажных, с набухающими почками цветов.
«А что здесь будет, однако, когда они зацветут? – подумал он. – Эх, посмотреть бы!»
Вдруг в тихой, защищенной со всех сторон ложбинке, на самом горячем, солнечном припеке, он увидел чудо – раскидистое деревце, все белое, все розовое, благоухающее… Затаив дыхание Костя подошел к нему. Свежие, чистые цветы словно открывались ему навстречу, и среди них, нежно подсвечивая их белизну, топорщились еще не раскрывшиеся розовые бутоны. Деревце стояло торжественное и совсем неподвижное – ни одна веточка его не покачивалась, не дрожала, словно оно боялось уронить хоть один свой снежно-розовый лепесток.
«Вот если бы Чечек увидела!.. – подумал Костя. – Ну и заплясала бы!»
Он долго стоял перед яблоней, глядел на нее, вдыхал ее прохладный аромат…
«У нас тоже будут цвести, – решил он. – Может, не нынче, может, не завтра, но яблони у нас цвести будут!»
Мгновенно волшебное видение примерещилось ему: молчаливые зеленые конусы Алтайских гор и среди них бело-розовые сады, уходящие все дальше и дальше, все выше и выше в глубину высокогорных долин…
И, словно клятву, он повторил сам себе:
– Да. Будут!
Издали долетел голос Манжина. Надо возвращаться!..
Что случилось на переправе
Ночью расшумелась Катунь. Где-то в верховьях прошли сильные дожди, и Катунь разбушевалась.
Утром к переправе раньше всех прибежали Чечек и Мая Вилисова: не едут ли из Горно-Алтайска? Не стоит ли машина на том берегу?
– Чечек… Чечек… – вдруг растерянно сказала Мая, – посмотри-ка, а где же плот?
Чечек живо обернулась:
– Ой! А плота нет!..
Плота не было. Только канат черной полоской висел над кипящей зеленовато-белой водой, и обрывок другого каната, на котором ходил плот, беспомощно качался над волнами.
Из-под горы показался старый плотовщик, алтаец Василий. Чечек бросилась ему навстречу.
– Дядя Василий, а где же плот? – закричала она. – Что такое – плот утонул?
– Сорвало, – ответил Василий, не останавливаясь.
Мая тоже подбежала к нему:
– Как сорвало? Когда?
– Ночью. Катунь разыгралась, плот сорвало.
– А как же теперь, дядя Василий? Ведь сегодня Анатолий Яковлич и наши ребята из Горно-Алтайска приедут! Что ж им теперь – на том берегу жить?
– Зачем на том берегу жить? – флегматично отвечал плотовщик. – Плот у Манжерока застрял, притащим.
– Когда притащите?
– Как придется. Через дня три, четыре, пять притащим.
– А наши все на той стороне жить будут?
– Пусть живут. Много новостей наберут. Будут нам рассказывать…
Когда какой-нибудь пассажир возвращался издалека, плотовщик Василий, не выпуская трубки изо рта и глядя куда-то в сторону, в первую очередь спрашивал:
– Табыш-бар ба? (Новости есть?)
Старик делал вид, что ему это вовсе не интересно, а спрашивает он только из вежливости, однако все в округе знали, что плотовщик Василий до страсти любит всякие новости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57