И про Венеру, что на ней там вода и болота и, может быть, всякие динозавры. А на другой день мы видели Венеру. Мы на рассвете шли через овсяное поле. Овес был зеленый и весь в росе, небо чуть розовело на горизонте, а повыше оно зеленоватое. И вот в этом зеленоватом, над розовой зарей, висела большая белая звезда, она сверкала и была такой красоты, что сказать невозможно. Артемий сказал, что это и есть Венера. Эх, жалко тебя не было, может, ты потом нарисовала бы…»
В конце письма Фатьма сообщала, что пишет за себя и за Шуру, потому что Шура очень не любит писать письма.
«А тебя она очень любит. И все ребята тебя помнят…»
Зина задумалась, устремив глаза куда-то в далекую рассветную даль овсяного поля, серебряного от росы. Она видела это поле, видела сверкающую большую звезду, видела своих товарищей с рюкзаками за спиной, которые идут гуськом по тропинке и любуются красотой расцветающего летнего утра…
– А может, нам по-другому сделать? – сказал отец.
Зина очнулась.
– Папа, ты про что?
– Может, нам вот как сделать: мы с Антоном в деревню, а ты догоняй ребят.
– Да? А это разве можно?
Радость была внезапной: Зине в голову не приходило, что все еще можно поправить, вернуть, догнать.
– А почему же нельзя? Сядешь в поезд, пошлешь телеграмму. Они пишут, где остановятся в пути?
– Да. Они придут в Кострому, а потом сядут на пароход.
– Вот в Костроме ты их и встретишь.
Зина бросилась к отцу и, как маленькая, обняла его за шею:
– Папочка, как ты хорошо придумал! И как же это ты мог так хорошо придумать?
– А мы – без тебя, да? – спросил Антон.
– Видишь, какой ты! – упрекнул его отец. – Надо же и Зине погулять на свободе. А мы с тобой будем по воскресеньям на рыбалку ходить.
– Купаться будем?
– И купаться будем. И уху варить. А там грибы пойдут. Да мало ли!
Антон вздохнул и молча посмотрел на Зину. Зина в волнении прошлась по комнате. Она поедет, поедет, она догонит ребят, и все осуществится, о чем мечталось! Искоса взглянув на отца и Антона, она почувствовала, что у них не совсем ладно. Хоть и толкуют они про уху и купание, однако оба загрустили, что Зины-то с ними не будет. На минутку сердце ее затосковало, жалко оставлять их… Но радость предстоящего затопила все другие чувства. Она поедет, поедет! Она догонит! Ой, как обрадуются ребята, когда она явится к ним!
– Папа, значит, мне написать им, что я еду?
– Конечно. Адрес-то есть?
– Адрес есть! Вот – Кострома, почтамт, до востребования.
– Пошли телеграмму, сообщи, когда будешь. До Костромы ехать всего только ночь.
– Значит, надо рассчитать. В Костроме они будут второго июля – через семь дней.
– А через шесть ты выедешь.
– Одна?..
– А что ж такого? Вечером мы с Антоном тебя проводим. А утром ты встретишься с ребятами. Даже некогда тебе будет и одной-то побыть.
– Папка, спасибо тебе!
На другой день к вечеру Стрешневы получили телеграмму: у Кати ангина в тяжелой форме, и заведующая просит приехать.
Телеграмму получила Зина. Она вошла с ней в комнату, перечитала еще раз краткие строчки, стараясь осмыслить, что произошло. А когда осмыслила – закрыла лицо руками и заплакала, опустившись на стул. Слезы хлынули ливнем, заливая лицо, они текли по рукам меж пальцев. Жалко было бедную маленькую Изюмку, которая вся в жару лежит сейчас в изоляторе. Жалко себя и всех своих сразу исчезнувших радостей. Вся душа возмущалась оттого, что так внезапно нехорошо повернулась жизнь…

НЕУДАЧНАЯ ВСТРЕЧА

Клеткин стал задумываться. С того утренника в клубе, когда расхваливали всяких там малявок, он почувствовал себя чем-то оскорбленным. Подумаешь, артист – Антошка Стрешнев: надел на себя раскрашенный шар да и бегает. А какой же он актер, если его лица не видно? У настоящего актера все на лице: горюет – так горе, а радуется – так радость. А если закрыть лицо, то всякий дурак сыграет. И пусть этот Антошка спасибо скажет, что Яшка молчал. А то как крикнул бы: «Вишневое варенье!» Ну и все. И скуксился бы сразу, вот тебе и актер! Сеанс окончен!
А вот если бы Яшку позвали и сказали бы: «Яшка, хочешь роль играть?» Вот тогда и увидели бы, какие настоящие актеры бывают. Он бы самого Чапаева мог сыграть. Только вот ростом еще маловат!
Ну ладно, пускай не Чапаева. А уж разведчика-то сыграл бы! Только разве позовут?
Яшка с унылым раздумьем сидел у окна возле чахлого фикуса и играл сам с собой в карты. Он обыгрывал своего невидимого партнера как хотел, подмешивал себе тузов, брал себе козырей, а простую масть подбрасывал партнеру… Но где-то, вторым планом, шли неотвязные мысли о том, что жизнь у него складывается как-то неладно. Вот и товарищей у него никаких нет, один да один…
Для разнообразия Яшка начинал ругаться со своим партнером:
– Ты что – плутовать? А ты знаешь, что за это бьют? То-то у меня! Как дам раза, так и засохнешь!
И он лупил картами воображаемого противника, хлестал ими по столу.
– Что – получил? Теперь запомнишь, не будешь семеркой короля брать!
А мысли текли своим чередом. Надо куда-то подаваться. Вчера в клубе он слышал, как ребята в красных галстуках разговаривали про Артек. Море там теплое. Купайся с утра до ночи. И даже ночью не остывает – лафа! И всякие персики, мандарины на деревьях растут. Еще пароходы огромные ходят по морю, пристают к Ялте. И там, в Ялте, иногда стоят всю ночь, огней от них – полное море. Постоят-постоят, а потом вдруг снимутся и тихо уйдут. Вокруг света…



А что, если Яшке забраться на такой пароход? Ведь он как большой дом все равно. Яшка спрячется там, и не найдет его никто. А что? Теперь вон сколько людей ездит вокруг света. Чего ж Яшке дома сидеть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70