Отец, увидев её, испугался:
- Что случилось?
- Да ничего, ничего! - Зина улыбнулась, чтобы отогнать тревогу. - Просто надумала с тобой поговорить.
- Давай поговорим, - согласился отец, внимательно поглядывая на неё. - Давай, дочка, мужественный человек!
- А вот и не мужественный, - сказала Зина. - Видишь, пришла… Сама не справилась.
- Плохо с уроками?
- Нет, - Зина покачала головой, - не с уроками…
- Дома?
- Да. Дома.
Над улицей висели зимние сумерки. Ни одного цветного отсвета кругом - тёмное небо над тускло-белыми крышами, тёмные квадраты окон, серые заборы, чёрные стволы деревьев… У этого февральского вечера не было никаких красок, кроме белой и чёрной, но и в этом была какая-то особая прелесть.
Зина скупо рассказывала о своих осложнениях с бабушкой. А когда всё рассказала, то увидела, как отец сразу помрачнел и постарел. Зина испугалась:
- А может, не надо бабушке говорить, а? Я уж как-нибудь с Антоном договорюсь. Да ещё, может, мне просто кажется…
- Плохо! - Отец вздохнул. И замолчал до самого дома.
Отец не послушал Зину, он решил вмешаться. За ужином он насмешливо посмотрел на Антона:
- Ну, что же ты не крестишься?
Антон растерялся. Взглянул на Зину, на бабушку, как пойманный зайчонок.
- Ты ведь, я слышал, богомольщиком у нас стал!
Антон, красный и смущённый, молча пододвинул стул. У бабушки в чёрных глазах забегали сердитые огоньки.
- А нешто плохо, если человек, как полагается, перед обедом лоб перекрестит? - сказала она.
- Очень плохо, - стараясь скрыть раздражение, ответил отец. - Ведь ты же, мама, знаешь, что я коммунист. Я воспитываю детей, как учит меня партия, - пойми ты это! Зина у нас пионерка. И Антон - будущий пионер. Они у нас никогда не слышали про бога - и не нужно им про это слышать… Ты, мама, молись. Если веруешь в бога - ну и молись. Мы тебе не мешаем. Но ребят не сбивай. И к обману не приучай.
Бабушка бросила на стол нож, которым резала хлеб:
- К обману?! Это к какому же обману? Это с каких же пор у тебя мать в обманщиках ходит? Да если я не ко двору, то я ведь и уехать могу! Слава богу, дорогу в свой собственный дом мне ещё вьюгой не замело. А то очень-то надо! Ходи тут за ними, обшивай да обмывай, а потом тебе тут всякие грубые слова будут говорить! Вот ещё, да нешто я не могу собраться да уехать?
Отец долго объяснял бабушке, что обижать её не собирается, что он просит её жить, как она хочет, но только пусть не заставляет детей молиться богу, в которого они не верят, что это лицемерие и обман, а обмана он не переносит… А бабушка в ответ только одно и повторяла, что ей недолго собраться да уехать. А если трудно одному с детьми, то кто же ему мешает жениться! Взял да женился бы, вот и хозяйка в доме была бы. А уж она, бабушка-то, довольно поработала на своём веку, ей и в деревне на печке неплохо…
Зина убежала в кухню и стояла там, пока не затихли голоса. Вышла в кухню тётя Груша, вздохнула и прогудела своим простуженным голосом:
- Вот нравная старуха! Ишь ты, как схватилась! А на вид - прямо святая…
Неслышно объявилась в кухне и Анна Кузьминична:
- Ого! Слышали? А всё небось из-за ребят. Ох-ох, уж где ребята, там и брань, известно!
Наконец в комнате стало тихо, и Зина ушла из кухни. Антон, заплаканный, сидел в углу дивана. Изюмка, прижавшись к коленям отца, исподлобья сердитыми глазами смотрела на бабушку. У отца над бровями лежали две тёмные морщины, а бабушка резкими движениями собирала со стола посуду и ни на кого не глядела.
Зина тихо прошла к своему столику.
«Больше никогда ничего не скажу отцу, - думала она. - Бедный! Вон какой он сразу стал измученный… Ой, мамочка, почему тебя нет на свете!»
Она незаметно прошла в спальню. И там, подойдя к портрету матери, висевшему на стене, посмотрела в её улыбчивое, с ямочками лицо, в её светлые глаза, которые словно спрашивали: как живёте, мои детки? Хорошо ли вам? Поглядела и немножко успокоилась. И ещё крепче решила:
«Никогда больше ничего не скажу отцу. Сами справимся! Да теперь и бабушка угомонится, не будет больше толковать про богов. Наверно, не будет, раз папа ей сказал».
Но на другой день, когда она пришла от Фатьмы, к которой ходила заниматься, Изюмка весело рассказала ей:
- Зина, Зина, а где ж ты была так долго? А нам бабушка сказку рассказывала, как Илья-пророк ехал на конях, а боженька его на небо к себе взял, и вместе с лошадьми и с телегой.
Зина сердито сжала губы. Но тут же овладела собой и усмехнулась.
- Ну, что это за сказки! - сказала она. - Вот я тебе прочитаю сказочки, так уж сказочки: про царя Салтана и про Балду. Завтра принесу книгу. Картинки там какие! Вот увидишь тогда. А то Илья-пророк с лошадью на небо поехал! Да разве это интересной
КРАСНЫЙ АМАРИЛЛИС
Антон аккуратно выполнял классное поручение. Его подшефное окно было всегда в порядке, цветы зеленели. Антон поливал их, как научила учительница: не часто, потому что зима, и как следует, чтобы весь ком земли был смочен, а не только верхний слой. Он наливал воды в горшок и следил, как она постепенно проходила сквозь землю и выступала на поддоннике.
Потом он снимал с бегонии пожелтевшие листочки. Протирал сырой тряпочкой жёсткий тёмно-зелёный фикус. И старательно опрыскивал водой пушистую шапку аспарагуса - этот цветок любил влагу.
- Вот какой хороший садовник наш Антон! - сказала сегодня учительница. - Поглядите, какое зелёненькое у него окно! Из всех окон самое хорошее. Это потому, что он хорошо выполняет поручение класса.
- А завтра ещё лучше будет! - сказал Антон.
- Чем же лучше? - спросили ребята.
Но Антон сделал загадочное лицо:
- Увидите!
А когда прибежал домой, то сразу сунулся к цветам. Интересовал его только один горшок - луковица амариллиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71