Через какое-то время Сьюзен, несмотря на то, что кровь стучала у нее в висках, а в ушах был неумолкаемый конский топот, слегка собралась с мыслями. Она взглянула на браслет. Он поблескивал в лучах восходящей луны. Тогда она принялась хлестать и коня, и всадника рукой с браслетом. Но и это не возымело действия. Всадник схватил ее за руку и равнодушно посмотрел на браслет. Потом поднял ее одной рукой и усадил перед собой верхом. Он не опасался, что она соскочит с лошади: скорость была такой огромной, что Сьюзен вынуждена была обеими руками вцепиться в гриву. Они неслись на юг от Бикона мимо знакомых Сьюзен мест. Мили две кони неслись сквозь ночную тьму, в сторону самого длинного склона Эджа. Потом всадники пробирались мелколесьем. Вдруг перед ними очутился еще один курган, поменьше Бикона, на вершине которого тесно стояли несколько сосен.
Всадники натянули поводья, умерили бег коней, и те двое, что держали Сьюзен и Колина, поравнялись с предводителем. Затем тот, подъехав к самому кургану, поднял копье и метнул его в деревья. Копье взвилось в воздух, по всей линии его полета деревья вспыхивали, подожженные пламенем, стекавшим с наконечника. Коснувшись ствола последнего дерева, копье описало плавную дугу и вернулось назад, к метнувшей его руке. Пламени не было больше ни на древке, ни на металлическом конце копья, но сосны все стояли, объятые огнем. Пламя гудело и вздымалось, как это было на Биконе, и также, как там, не давало тепла. Более того – огонь не сжигал деревья.
Голос всадника, точно лезвие меча, прорезал ритмичные вспышки пламени:
– Пробудитесь, сыны Аргатрона! Пробудитесь, Ульмиг, Ульмор, Ульмбег. Скорей на коней – и скачите, эйнхейриары Херлатинга!
Ветерок разорвал ночную дымку на узкие танцующие полоски, языки пламени трепетали, и, казалось, что-то в них движется, и оттуда доносятся голоса:
– Мы скачем! Мы скачем!
И тут же из пламени появились трое. На этих плащи были белые, перехваченные золотыми пряжками. В руках каждый держал по хлысту. Волосы их были желтые, все в завитушках как у барана. А кони – белее первого снега, лежащего на черной скале.
Как только они появились, красные всадники повернули коней и поскакали в ночь. Колин, который лежал перекинутый через шею последнего коня, увидел, что белые всадники последовали за ними.
Скакали они недолго, всего с полмили, и остановились возле холма Фернхилл, на вершине которого росли пять крепких сосен. И снова взвилось копье, и снова запылали деревья, и снова раздался голос:
– Пробудись, сын Дунарта, король с севера, король, спящий в кургане! Проснись, Фьюрн, во глубине своего холма! Скачите на своих конях, эйнхейриары Херлатинга!
– Я скачу! Я скачу!
Одинокий всадник появился из-за деревьев. Его лицо с высоким тяжелым лбом выглядело сурово. Борода была раздвоена и заплетена в косицы. Его торс облегала грубая волосяная накидка, а плаща не было вовсе. И он держал круглый щит с пятью золотыми кругами на нем. Картину дополняла железная палка, напоминающая цепь, к которой были приделаны семь втрое скрученных трехгранных цепочек, каждая из них заканчивалась шаром с семью шипами. Конь его был черный с золотой гривой.
И они поскакали дальше – и красные и белые всадники, а за ними – этот, дикого вида, король. Они миновали Монахову Пустошь и доскакали до одинокого холма Солджерс Хамп, который раньше назывался Солджерс Хамп, что означает Солдатов Гроб. Сосны на его вершине располагались кругом. Говорят, там время от времени зимними ночами блуждают странные бледные огоньки. Но сейчас никакого другого огня, кроме красного, не было видно.
– Пробудись, Фоллоумэн, сын Мелимбора! Пробудись, Багда, сын Тора! Скачите, эйнхейриары Херлатинга!
– Мы скачем! Мы скачем!
У новых воинов были круглые черноволосые головы, в глазах поблескивала чернота.
Их обтягивали черные сутаны с глубокими капюшонами, в руках они держали черные с широкими желобами мечи, хорошо приспособленные для битвы. Кони были сплошь черные, вплоть до языков.
Леса и долины, поля, живые изгороди, деревни, селенья – все это мелькало мимо, мимо, мимо. И вот перед ними оказался холм под названием Широкий, а древнее его название было Тунстэд, и растущие на нем сосны тут же занялись красным пламенем.
– Пробудитесь, сыны Ормара! Пробудитесь, Мэдок, Мидхир, Матрамил! На коней! Скачите, эйнхейриары Херлатинга!
– Мы скачем! Мы скачем!
Плащи вновь прибывших отливали голубизной, как вымытое дождем небо, их густые золотистые волосы покрывали плечи, в руках они держали дротики с семью шипами. На их серебряных щитах было по пятьдесят золотых кнопок и шишаков, украшенных драгоценными камнями. Копыта их коней выглядели бронзовыми, а шкура казалась сотканной из золота.
Теперь все эйнхейриары – дружина Херлатинга – были полностью в сборе. Они повернули в сторону Олдерли и Бикона. И там, где проскакала эта бешеная кавалькада, в воздухе долго еще носились и не гасли мерцающие искры.

Властитель Херлатинга

Колин чувствовал, что умирает. По нему прокатывались волны холода, и он уже переставал ощущать ноющую боль в голове и во всем теле. Он даже крикнуть от боли не мог; и нервы, и мышцы – все уже переставало функционировать, и он только открывал рот и молча ловил воздух как рыба.
Сьюзен легче перенесла скачку, правда, в голове у нее все путалось от нервного напряжения и от бешеной езды. Вскоре показался огонь, он все еще горел на Биконе.
Всадники приблизились к Бикону, не снижая скорости, объехали вокруг кургана и, дернув за поводья, резко остановили коней. Их предводитель медленно поднялся на самую вершину и вошел в костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42