Сказки, которые мне читал папа; сказки, которые я, в свою очередь, читала Анджеле до того, как её поразила болезнь; очень часто бывало, что я очень долго читала ей ту же самую сказку, вечер за вечером.Теперь ничего этого нет. Ничего нет…Книги, собранные в этом зале, нельзя прочесть дважды.Я взяла с полки ещё одну книгу. И опять на обложке не было названия. А на страницах было ещё больше пустого пространства. Там были страницы, почти полностью чистые.— Пожалуйста, осторожнее, — сказал служитель музея. Я пролистала книгу и нашла страницу, где ещё сохранилось достаточно слов, и начала читать.— Таково было влияние Боуи на Англию: удар, сотрясение. От брака инопланетянки и утончённого денди родился ребёнок, чужой всем и вся, великий посторонний современной эпохи, странный мессия из космоса…Мне опять пришлось остановиться. Мне было грустно смотреть, как слова исчезают с листа.— Нет, я не могу. Не могу.— Это красиво, — сказала Тапело.— Нет.— Все книги должны быть такими. Я одну видела, в колледже. Хрупкий рассказ, что разрушается прямо в процессе чтения. Это как будто… любовь, самая чистая, самая безупречная, с которой можно соприкоснуться, но лишь на мгновение, понимаете, а потом она сразу исчезнет, уже навсегда. Как вы думаете?Я не знала, что ей ответить.— Марлин, когда-нибудь все эти книги станут пустыми и чистыми. Они будут наполнены пустотой.— А куда исчезают слова?— Пожалуйста, осторожнее, — сказал служитель музея. — Мы уже закрываемся.И там, в блекнущем свете, Тапело ходила по залу, брала с полок книги, читала по фразе из каждой.— Вы посмотрите, — сказала она. — Тут осталась всего одна строчка. Всего одна строчка. «Все сокрушённые дети учатся танцевать». Вот и все. Её уже нет.— Куда они исчезают?— Что?— Когда слова исчезают, они куда-то деваются. Но куда? Мне надо было узнать.Мне надо было узнать, что происходит с этими словами: они растворяются в ткани бумаги или переселяются в сознание человека, который их прочитал. Или, может, они расплываются по пространству и остаются, невидимые, в этом зале. Мне надо было узнать, но Тапело мне не ответила. Она читала. Она вычитывала слова.Шелест страниц, шёпот девочки. Блекнущий свет. * * * Может быть, запомнив слова, которые я прочла там, в музее, я спасла их от небытия. Может быть, переписав их к себе в тетрадку, я не дала им исчезнуть.Я не знаю.Разумеется, я не могу вспомнить все фразы дословно. Построение каждого предложения. Все эти отрывки были мне не знакомы. Раньше я этих книг не читала. Я могу лишь попытаться подарить этим словам вторую жизнь. Но даже в тех двух-трех фразах, которые я записала после похода в музей, наверняка есть ошибки.Но опять же и в моей собственной книге немало ошибок. Полузабытые разговоры; затенённые события, преувеличенные значения. Туманное изложение. Слова, исчезающие с языка, как только ты их произнёс.Но эта первая фраза. Я её никогда не забуду.Средь бела дня, в окружении призраков, трепещущих на ветру, хотя листья были неподвижны… * * * В окнах поблёскивал мягкий жёлтый свет. Плотно задёрнутые занавески на миг пропитывались этим светом, а потом вновь темнели. Это было неправильно. Вопреки правилам нового города. В остальных домах не было света. Павлин объяснил, что на ночь здесь отключают энергию — везде, кроме самых необходимых служб. Но было в городе одно место, это самое турагентство, где забили на правила и зажгли свет. Может быть, от домашнего генератора.— Что здесь происходит? — спросила девочка.— Не знаю.— Чем вы вообще занимаетесь? Вся ваша компания?— Слушай, тебе лучше уйти.— Почему?Мы стояли в густой тени, неподалёку от нашей машины. Фонари работали, но свет был приглушённым, тусклым. Не было слышно ни звука. На улице — ни единой машины. Весь город замер, отключённый на ночь. Даже луна, хотя и почти полная, еле-еле проглядывала сквозь пелену облаков.— Просто уйди, и все. Это не для тебя.— А куда мне идти?Когда мы вышли из музея, она увязалась за мной, эта девочка. Тапело. Павлин с Хендерсон, как я поняла, уже отправились «на задание».— Они всегда вас бросают одну? — Что?— Ваши друзья. Этот парень и женщина. У вас так всегда: они делают всю работу, а вы пишете свою книгу?— Ну, типа того.— Но вы все это начали, правильно? И в вас вся проблема.— Какая проблема?— Ну, то есть вы же все это затеяли?— Да, я все это затеяла.— А в чем тогда дело? Вы уже очень сильно больны? И не можете сами все сделать? Да?Я обернулась к ней.— Мы все больны, девочка.— Да, мы все больны. Но вам хуже, чем им.Она стояла, прислонившись к стене, и курила. Всем своим видом давая понять, что ей на все положить. Как она стояла, как выдыхала дым — во всем сквозило деланное безразличие. Хотя, наверное, в её возрасте все такие.— Тебе есть, где сегодня переночевать? — спросила я.— Ну, найду что-нибудь.— Тебе это уже не в новинку?— Ага. Я давно путешествую.— Очень давно?— Ну, так…— Так — это сколько?— Ну, долго.Она врала. И я это знала, и уже собралась предложить ей переночевать у нас, но тут она обратила моё внимание на дом. Теперь свет стал ярче. Он то загорался, то гас — безо всякой системы.— Это хорошо или плохо?— Не знаю.Мы подошли сюда где-то полчаса назад, а сколько Павлин с Хендерсон пробыли в доме — этого я не знала. Но в любом случае слишком долго. Я пошла к машине, чтобы взять фонарик.— Вы куда?— Я за ними.— Хорошо. Ладно. Я с вами.— Нет.— А вдруг я смогу чем-то помочь.— Слушай. — Я повернулась к ней. — Может, ты просто…— Что?— Тапело, пожалуйста…— Да?— Уйди. Я тебя очень прошу. Отъебись.— Ага.Я её обидела. Я это увидела и пожалела, что обошлась с ней так грубо и что послала её матом, но у меня просто не было выхода.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11