Он ввалился вместе с вышибленной дверью в комнату, не удержал равновесия и упал на пол.
В то же мгновение Пшеничек ринулся к окну, высадил головой раму и выпрыгнул в сад.
Звон разбитого стекла, ворвавшиеся люди и бегство сына ошеломили стариков Пшеничек. Они онемели от ужаса.
- Держи его! - бесился Дзебек, которому выбитая дверь и поднимающийся Кобыльский мешали подбежать к окну.
- Опять ушел… Эх ты, тумба! Чего смотрел? Под носом был, сволочь!
Кобыльский, потирая ушибленное колено, мрачно огрызнулся:
- Он, пане Дзебек, у вас тоже под носом был…
Дзебек накинулся на старика:
- Ну ты, старая кляча! Собирайся! Мы там тебя подогреем, ты нам скажешь, где он скрывается.
- Пане военный, за что же меня? - мешая чешскую речь с польской, залепетал старик.
- Ты еще спрашиваешь, за что, каналья? Я тебе что говорил вчера, - как только придет, сейчас же заявить мне!
- Так где ж это видано, пане, чтобы на родного сына…
- Ну так вот, мы тебя подучим. Ты за все это ответишь… Марш!
- Куда вы его ведете? - в ужасе закричала старуха.
- Цыц ты у меня, ведьма! Все вы одного поля ягода… Цыц, а то тут тебе и конец…
Старик шел между двумя жандармами без шапки, беспомощно опустив голову.
Кругом стояли молчаливые соседи, недоумевая, за что арестовали честного колесника, всегда тихого, прожившего в этом доме без единого скандала почти двадцать лет.
Через полчаса четверо жандармов ворвались в домик, перепугав детей и жену Патлая. Их приезд сразу бросился в глаза. Здесь жили сахарники. Патлая знали все. Около дома через несколько минут собралась кучка рабочих.
- Что тебе передал мальчишка из тюрьмы? Говори! - как коршун, налетел Дзебек на жену Патлая.
- Я ничего не знаю… - шептала маленькая, худенькая, испуганная женщина. Дети мал мала меньше жались в угол за ее спиной.
- Ну, ты… - Дзебек похабно выругался, - ты у меня заговоришь!
Он торопился. Чутье ищейки подсказывало ему, что именно здесь можно найти след, так или иначе ведущий к тем, кто напечатал воззвание.
- Ну, так вот… Вчера у тебя был этот Пшеничек. Он уже сидит у нас и все рассказал… Конечно, после того, как мы ему всыпали плетей… Так что отпираться бесполезно. Нам только надо сверить. Если же ты будешь отмалчиваться или крутить, то я с тебя шкуру спущу. Говори!..
Женщина попятилась в угол, ей было жутко.
- Я… ничего не знаю…
Дзебек торопился.
- Кобыльский, дай ей для начала!
Четырехугольный Кобыльский, с бычьей шеей и низким лбом дегенерата, поднял руку, в которой держал плетеную нагайку.
И мать и дети вскрикнули сразу - мать от боли, дети от испуга.
- Замолчи, сука… Говори, что тебе передали! Говори! Кобыльский, дай ей еще!
Дикий крик женщины словно ножом резнул стоявших на улице.
- Что они с ней делают?
- Ой, хлопцы, что же вы стоите? Зайдите в дом.
- Может, там над женщиной знущаются, а вы рты пораззявляли…
- Мало того, что человека в тюрьме гноят, так еще бабу мордуют…
- Эй, мужики, пошли!
- Стой! Куда! - крикнул на рабочих капрал, стоявший у двери.
- А что вы с ними делаете?
- Чего они кричат?
- Пусти в хату!
- Почему без понятых?
Услыхав эти гневные выкрики, Дзебек подскочил к двери.
- Это что такое? Разойтись сейчас же!
Никто не уходил. Наоборот, со всех сторон на шум сбегались обитатели пригорода.
- Тетю Марусю нагайкой бьют! Я сам видел в окно… - кричал Василек, забравшийся на забор.
- За что бабу бьете? - глухо спросил у Дзебека пожилой рабочий.
Толпа напирала. Дзебек чувствовал, как страх холодной гадюкой ползет по его спине. Он знал: толпа сомнет его, если заметит этот страх. Он выхватил из кобуры револьвер.
- Разойдись, а то стреляю!
Передний ряд вогнулся, но отодвинуться далеко не мог, так как сзади напирали. Только бородатый рабочий, стоявший перед Дзебеком, не сдвинулся с места.
- Ты этой штучкой не махай! Всех не перестреляешь… Убирайтесь-ка отсюда по-хорошему…
Выстрел ударил всех по сердцу.
Рабочий схватился за грудь, качнулся и повалился на бок. Толпа вокруг него сразу поредела. Жандармы вытащили из дома жену Патлая и швырнули ее в извозчичью пролетку. Держа револьверы наготове, жандармы встали на подножки.
Дзебек и Кобыльский вскочили во вторую пролетку и помчались.
А около убитого собиралось все больше и больше людей.
Слух о том, что польские жандармы убили слесаря Глушко, разнесся по переулкам пригорода. Он проник во все уголки и добрался до самых крайних землянок. Большинство людей устремилось к дому Патлая, чтобы собственными глазами убедиться в этом. Остальные горячо обсуждали случившееся у своих домиков.
- За что убили? - спрашивало сразу несколько голосов того, кто приносил эту весть.
- За Патлаеву бабу вступился. Так его той Кобыльский - знаете, что вышибалой у Пушкальской служил? - застрелил с револьвера.
- Не Кобыльский, а той, что рулетку на базаре крутил. А теперь он у их за вахмистра.
- А где ж закон? Людей убивают ни за что ни про что.
- Закон один - кто палку взял, тот и капрал. Дожились до новых хозяев!
- Да, теперь так: день прожил, не повесили - скажи спасибо. Ну и житуха!
И только кое-где разговоры носили более решительный характер.
- Это о чем вы, хлопцы?
- Да так, языки чешем… Эти гады что хотят, то и делают. А мы все больше на языки нажимаем. Потрепался - и до хаты! А ночью тебе придут кишки выпустят…
- Что ж ты, такой храбрый, здесь стоишь? Пойди к панкам да поговори с ними.
- Чего ты зубы скалишь? Тут людей стреляют, а тебе шуточки!
- Говорил я: не носите, хлопцы, немцам ружей. Теперь вот немцы тикают, а с панками нечем справляться. Так и оседлают.
- Кабы дружный народ, а то каждый за свою шкуру трусится.
- От то-то же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64