Грузовик промчался мимо, прицеп грохотал, его мотало из стороны в сторону, и Хиггинс смотрел ему вслед в зеркало заднего вида в предчувствии того, что содержимое прицепа вот-вот начнет вываливаться на дорогу. Констебль вывел машину на проезжую часть и поехал дальше.
Рядом с ним на сиденье устроился его начальник и смотрел в ветровое стекло на проносившиеся мимо деревья. Прохладный воздух проникал через опущенное стекло и хоть немного освежал спертый воздух кабины. Обогреватель «панды» работал не переставая, его заклинило на максимуме, и салон машины стал напоминать сауну на колесах.
Инспектор Лу Рэндол нащупал в кармане пачку сигарет «Ротманс» и, вытащив одну, закурил, но тут же закашлялся и замахал перед собой рукой, ибо сквозь сигаретный дым до него дошел сильный запах навозных испарений.
- Почему это сельская местность всегда пахнет дерьмохранилищем? - спросил он, фыркнув с отвращением.
- Просто вы терпеть не можете свежего воздуха, шеф, - осклабился водитель.
- Я бы не назвал это свежим воздухом.
Рэндол родился и жил в Лондоне, привык к нагромождению домов, толпам людей и за городом чувствовал себя удивительно незащищенным, будто свет и пространство были чужды его натуре. Не считая каникул в пору отрочества, он никогда не покидал столицу больше чем на две недели. В детстве родители всегда брали его с собой на озера. И до чего же возненавидел он воду! Обширные озерные пространства всегда навевали на него мысли о муках Христовых, хоть он и был хорошим пловцом.
Странная, тягостная тишина всегда тревожила его. Вот и теперь вечное одиночество бесконечных полей снова пробудило в нем то юношеское беспокойство.
Тридцатишестилетний Рэндол был крепко сбитым мужчиной с хорошо развитой мускулатурой. Три или четыре раза в неделю он тренировался для поддержания формы. Правда, в Игзэме ему не так уж часто приходилось демонстрировать свою физическую подготовку. Вот уже год и четыре месяца он возглавлял местное отделение полиции с небольшим штатом, и за это время, если не считать пары случаев изнасилований, ничего серьезного здесь не произошло.
Констебль откинулся на спинку сиденья, горячий пластик которого тут же прилип к мокрой спине, и, попыхивая сигаретой, изучал своими голубыми глазами бесконечные просторы полей. Проведя рукой по каштановым волосам, он глубоко вздохнул.
Часы на приборной панели показывали девять минут девятого, и Рэндол зевнул. Прошлой ночью он плохо спал, и теперь веки его слипались. Сделав последнюю затяжку, инспектор швырнул окурок в окно и, недовольно ворча, потянулся. Протянув руку назад, взял с заднего сиденья папку и раскрыл ее. Тут лежал рапорт с приколотым к нему листком бумаги, на котором стояла подпись следователя графства. Рэндол снова зевнул и пробежал глазами машинописные листы доклада, который нынешним утром просматривал уже шестой раз.
- "Пол Харви, - прочел он вслух. - Двадцать девять лет. Содержится в корнфордской тюрьме особою режима с июня тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Ранее к заключению не приговаривался". - Он закрыл папку и возбужденно забарабанил по ней пальцами. - За два убийства приговорен к пожизненному заключению.
- Я помню, как мы его брали, - сказал Хиггинс, и его обычно румяное лицо слегка побледнело. - Мы вчетвером с трудом скрутили этого ублюдка, чтобы надеть на него наручники. Кровожадный маньяк!
Рэндол поднял бровь.
- Ваше мнение не расходится с тем, что говорится в рапортах. Должно быть, для такого местечка, как Игзэм, это явилось настоящим потрясением.
- Так оно и было, - подтвердил Хиггинс.
- Убийства не связаны между собой. Мотивы не установлены, - рассуждал инспектор.
- Что конкретно он сделал с ними? - спросил Хиггинс. - Мы так до конца и не поняли.
Рэндол снова открыл папку.
- "Обе жертвы были расчленены, - читал он. - От них осталось так мало, что идентификация оказалась практически невозможной". Этот ваш Харви обожал свой старый разделочный нож, - сардонически добавил он. - Большую часть расчлененных тел так и не нашли.
- О Господи! - пробормотал Хиггинс.
- И теперь он снова на свободе, - без всякого выражения в голосе произнес Рэндол. - Сбежал сегодня в пять утра.
Оба мужчины в молчании продолжали свой путь. Хиггинс свернул с главного шоссе на более узкую боковую дорогу, по обеим сторонам которой росли деревья. Через ветровое стекло им были видны очертания мрачного здания корнфордской тюрьмы. Выстроенная когда-то из добротного красного кирпича, она потеряла свой первозданный цвет и вид под разрушительным воздействием времени. Тюрьму окружала высокая, под стать ей, вся в выбоинах и отметинах стена, увенчанная рядами железных шипов и колючей проволоки. Констебль остановил «панду» перед огромными, выкрашенными в черную краску воротами, преградившими им путь.
Рэндол поправил галстук и ругнулся, когда одна из пуговиц на его рубашке отлетела. Хиггинс ухмыльнулся:
- Жена бы вам пришила...
Улыбка и незаконченная фраза повисли в воздухе, и констебль покраснел под взглядом Рэндола.
- Извините, шеф, - мягко сказал он.
Рэндол отыскал пуговицу, сунул ее в карман и, выбираясь из машины, произнес:
- Не знаю, как долго я там пробуду.
Хиггинс кивнул и посмотрел вслед своему начальнику, идущему по асфальту к гигантским темным воротам. Он поравнялся с ними и прошел мимо голубой вывески. На ней большими белыми буквами значилось:
ТЮРЬМА ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА КОРНФОРД
У ворот стояла старая «мини» с прогнившими крыльями и облупившейся краской, обнажавшей ржавчину. Металл цвета засохшей крови и отставшая краска - все это вместе напоминало инспектору содранные струпья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78