От него пахло пряными травами; так пахло дома, у мамы на кухне, когда повар готовил еду. Он был приземленный, в смысле, основательный и земной — в той же мере, в какой она была утонченно-воздушной. Она пролила кофе, и они рассмеялись. Немножко нервно.
— Я сейчас еще в шоке, наверное, — сказал Пи-Джей.
— Я понимаю. Ты только что убил своего лучшего друга. — Леди Хит попыталась представить, что он сейчас чувствует. Она даже и не заметила, как они перешли на «ты». — То есть он был уже мертвый, но все равно...
— Я убил его.
Он был таким несчастным, и Хит было так его жалко, что она была просто не в силах его не обнять. Он тоже обнял ее, и они вдруг припали друг к другу, и упали друг в друга с такой отчаянной страстью, о существовании которой в себе леди Хит даже не подозревала. "Видела бы меня сейчас мама, — подумала Хит, — видела бы она, как я отдаюсь одному из них, да еще индейцу — ни много ни мало, — вместо того чтобы блюсти чистоту для человека из правильного социального круга!.." Но ее так тянуло к нему, в нем было что-то от мальчика, маленького робкого мальчика, и ей это безумно нравилось; ее возбуждали его искания и его опыт в духовных поисках. В нем было то, что ее дедушка, принц Пратна, назвал бы «загадкой Запада». Ее переполняли чувства. Такие сильные, что она даже расплакалась.
— Не плачь, — сказал Пи-Джей. — Ты — особенная. Не такая, как все.
Она рассмеялась и подумала про себя: "А ведь вполне вероятно, что он воспринимает меня как «загадку Востока».
— Столько всего случилось, — сказала она. — Я ездила к этой женщине, медиуму, или кто она там, и она показала мне моего деда. Он превратился в чудовище, захваченный между двумя мирами, в месте под названием Айдахо, а теперь вдруг — повсюду вампиры, и все из-за мертвого музыканта, которого я обожала, просто даже боготворила, когда сама была еще школьницей...
— Да, — сказал он. — В это трудно поверить. — Он снова поцеловал ее в губы. — И в тебя тоже трудно поверить. Что ты есть и что ты со мной. — Он провел рукой ей по лицу, убирая волосы, упавшие на глаза, и ее ни капельки не задело, что он, пусть даже и по незнанию, нарушил одно из общественных табу ее культуры.
Зазвонил телефон.
Это был оператор с телефонной станции: звонок из Таиланда. Звонила мама. Она как будто почувствовала на расстоянии, что ее дочь готова уступить домогательствам человека не ее круга...
— Хан мае, — сказала Хит в трубку. — Ты по поводу дедушки звонишь?
— Да, тан уа, — сказала мама. — Сегодня я снова ходила к шаману. Когда она вышла из транса, она мне сказала, что ты видела то, что есть... но это слишком ужасно... у нее были судороги... мне пришлось попросить шофера, чтобы он отвез ее в госпиталь к доктору Диксону.
— Мама, обряд изгнания надо проводить здесь, в Айдахо.
— Благословенные небеса... а где это? — Ханьинь Салуйе, мама Хит, совершенно не разбиралась в географии Америки, что, впрочем, неудивительно для человека, учившегося в Великобритании.
— Это в горах, — сказала Хит. — Мама, я думаю, духу дедушки очень плохо.
— Да, я тоже так думаю. — Мамин голос звучал как-то растерянно и отстранение; может быть, из-за плохой связи, а может, ханьинь сейчас больше заботили великосветские рауты и приемы в Бангкоке, чем душа и покой души свекра. — Но ведь ты обо всем позаботишься, правда? Найми лучшего экзорциста. Самого лучшего. Деньги мы переведем.
— Все не так просто, мама, — сказала Хит. — Они тут на улицах не валяются.
— Ах, эти непросвещенные американцы; даже в большом, крупном городе не наберется и двух экзорцистов, — вздохнула мама. — Как они так живут? Просто дремучее средневековье, темный век... никаких слуг... да у них даже нет короля. — Хит слышала подобные заявления всю свою жизнь — обычные разговоры среди тайской аристократии. Да, жизнь в Таиланде была удобнее: ничего делать не надо, все делают за тебя другие, — но леди Хит любила Америку. Здесь ты сам по себе что-то значишь. Здесь никого не волнует, кто там твои родители. О тебе судят лишь по твоим поступкам. Она терпеливо выслушала излияния матери и при первой же возможности — когда уже можно было не опасаться показаться невежливой — напомнила ей, что это международный звонок, да еще в период наибольшей нагрузки на линию.
— Благословенные небеса! Пожалуй, пора закругляться! — воскликнула мама. — Позвони мне, когда все будет готово, ладно? Мы больше не можем тянуть с кремацией твоего деда... а то люди нас не поймут.
— Да, хан мае.
— Да, и еще. Виравонг присылал к нам сватов на прошлой неделе. Как тебе такой вариант? Они, к несчастью, наполовину китайцы, но у них очень хорошие связи.
— Мама, ты не переживай. Я найду себе мужа. Когда придет время — когда я окончу университет.
После финального обмена любезностями Хит положила трубку. Она заметила, что Пи-Джей по-прежнему пожирает ее глазами. За все время ее разговора с мамой он даже не шелохнулся.
— Господи, ты такая красивая, — сказал он. — Я хочу тебя нарисовать.
— А я сойду за индейскую девушку? — рассмеялась Хит.
— За прекрасную индейскую девушку.
— Мне страшно. Как ты думаешь, этот твой друг... а вдруг он кого-то уже обратил... а вдруг их уже много?
Пи-Джей на секунду закрыл глаза. Весь напрягся и замер, как изваяние. Хит уже видела что-то подобное — так делала их семейный шаман. Когда это происходило, она объясняла, что посылает свой дух в путешествие, иногда — на другой конец света, чтобы увидеть, что происходит вдали отсюда. Может, он тоже сейчас посылает свой дух в путешествие. Она видела, как беззвучно шевелятся его губы — как будто он разговаривал с кем-то, кто был далеко-далеко.
Наконец он открыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139