Как будто его вообще не было. У нас есть фотографии, где мы все вместе — все трое, у нас во дворе, — но его лицо на всех снимках вырезано, так что я даже не знаю, были мы с ним идентичными близнецами или просто двойняшками. Может, мы были совсем не похожи. Я просто не знаю».
Он попытался отгородиться от этих воспоминаний. Забыть, забыть. Вода в джакузи пенилась приятным теплом, и он почти что впал в транс, потому что теперь у него в голове очень ясно звучала та песенка из Аппалачей. Господи, как же тут хорошо — в воде. Вода отмывает грязь. А он чувствовал себя грязным — грязным внутри.
А потом все внезапно остановилось. Оказалось, что таймер надо переустанавливать каждые двадцать минут. Он открыл глаза. Вода, мягко подсвеченная фонарями, была сине-зеленой. Пузыристая пена осела. Теперь поверхность воды была гладкой, как зеркало. И тогда он опять увидел Валентайна. Лицо Тимми, свое собственное лицо. Из воды протянулась рука и схватила его за запястье. Глаза. Улыбка. Иди со мной, иди в глубину...
Быть свободным — великий дар...
— Отстань от меня! — прошептал Эйнджел.
— Не могу. Теперь я всегда буду с тобой. Разве это так трудно — научиться любить меня, Эйнджел Тодд?
— Ты... ты ведь не Эррол, правда? Ты не вернулся из мертвых, чтобы поменяться со мной местами и попробовать, как это — быть живым?
Тимми медленно покачал головой.
— Меня всегда принимают за кого-то другого. Не уподобляйся им всем. Я не мог стать твоим братом, но, может быть, ты сумеешь меня полюбить. По-своему. Хоть как-нибудь.
— Слушай, отстань от меня! Тебя нет. Ты — мертвый. Ты — создание этой ведьмы. Мне от тебя ничего не нужно! Что ты можешь мне дать?! Ничего!
Но когда он ударил по таймеру кулаком и вода снова вспенилась и забурлила, стирая с поверхности призрачный образ, он услышал, как мальчик из отражения сказал очень тихо, но голос был явственно слышен в журчании воды: Я могу дать тебе вечность.
Эйнджел выбрался из джакузи, вернулся в спальню и лег голым в кровать — рядом с матерью. Его била дрожь. Он обнял мать, и прижался к ней, и заснул, убаюканный ее ритмичным похрапыванием — но это был беспокойный, тревожный сон.
* * *
• дети ночи •
Юниверсал-Сити, Стадио-Сити, Шерман Оакс, Северный Голливуд, Ван Найс, Реседа, Вудленд-Хиллз, Вест-Хиллз, Миссион-Хиллз, Гранада-Хиллз, холмы, холмы, холмы, холмы, одни мудацкие холмы.
— Мне надо напиться.
Мудацкие холмы. Холмы, холмы.
— Мне надо напиться!
«И что ты сделаешь — набросишься на меня? Будешь пить мою кровь? Прямо сейчас?» — подумал Пи-Джей. Он весь вспотел. Он опять заблудился. И так — каждый раз, когда приезжаешь в эту долбаную Долину. Сейчас они, кажется, где-то в Голливуде.
Но могли быть и в совершенно противоположной стороне. Пи-Джей совершенно здесь не ориентировался.
— Пить!
— А чуть-чуть потерпеть — никак?
Терри Гиш сидел рядом, на пассажирском сиденье. Пи-Джей знал о вампирах не понаслышке: многих он собственноручно убил, а теперь и его лучший друг превратился в вампира, — но он так и не понял природу их голода. Почему в какие-то дни они могут вообще не пить кровь и замечательно без нее обходиться, а в какие-то дни им настолько уже невтерпеж, что они, кажется, просто взорвутся, если сию же секунду не выпьют крови?
Похоже, что Терри сейчас пребывал как раз в таком состоянии. Его буквально трясло, и он был гораздо бледнее обычного. Даже его рыжие волосы, казалось, вдруг потускнели.
— Ты же только что пил, — сказал Пи-Джей и усмехнулся про себя. Он сейчас говорил в точности, как Наоми, мать Терри, теперь уже мертвая — как и все остальные в Узле, штат Айдахо.
— Я еще не привык, — сказал Терри. — Я никого больше не знаю. Я... у меня... у меня как будто дыра внутри, и мне надо заполнить ее свежей кровью, но чем больше я лью туда крови, тем больше становится эта дыра... лью и лью, а внутри все равно пусто... ну, как вода натекает в бачок унитаза, и ты ее тут же спускаешь... мне так одиноко. Мне кажется, я совсем один, других таких больше нет... а мне нужен кто-то... другие вампиры. Господи, ты даже не представляешь, чего мне это стоит: не наброситься на тебя прямо сейчас... я вижу синюю вену у тебя на запястье, она так аппетитно пульсирует, когда ты держишься за руль... я смотрю на нее и схожу с ума, Пи-Джей. Теряю голову...
Пи-Джей резко остановил машину.
— Хорошо. Иди кормись.
Терри взглянул на него, и Пи-Джей увидел страх у него в глазах.
— Интересно, а у вампиров бывает булимия? — спросил Терри очень серьезно, без тени улыбки.
— Ладно, увидимся. Жду тебя у себя.
— На рассвете.
— Ага.
— Кстати, Пи-Джей, ты загляни по дороге в церковь и набери еще этой святой воды, а дома достань все распятия... я... я вдруг подумал... я был уверен, что я тебе ничего не сделаю, но на меня вдруг нашло...
Он исчез. Не открыл дверцу, не вышел — а просто исчез. Просочился туманом в приоткрытое окно. Вампиры так могут: растекаться туманом и исчезать. Но это не свойство их рода, а скорее умение, которое приобретается с опытом. Чтобы так сделать, надо знать, как это делается. Пи-Джей был уверен, что Терри этого не умел. У него получилось случайно — от беспокойства, от страха, от нетерпения. Терри всегда был таким: вот он весь из себя мистер Мачо, а уже в следующую секунду — ноет и хнычет, чуть ли не сопли глотает, как маленький мальчик.
— Жду тебя у себя, — повторил Пи-Джей, обращаясь к пустому сиденью.
* * *
• память: 1598 •
Ангел смерти выступает из столба света — рука поднята над головой, палец указывает в небеса. Его лицо бесстрастно, на губах — сладострастная улыбка, мазки наложены так, что его кожа, кажется, излучает шелковистое чувственное сияние, словно вся зацелованная лунным светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139