В руке у него мелькнул нож, затрещала разрезаемая брючина – глаза Магнолии застлали слезы, она отвернулась.
А старший сын уже принес со двора чайник и алюминиевый таз, присел рядом с отцом, что-то негромко сказал ему.
И, прежде чем он открыл рот, Магнолия услышала его гортанную фразу, произнесенную внятно и без всякой интонации. Это могло означать только одно: она опять начала слышать мысли, которые человек собирался высказать.
Седоусый, не оборачиваясь, ответил сыну – и опять его ответ был лишь эхом фразы, уже прозвучавшей в голове у Магнолии за мгновение до этого. Магнолия непроизвольно сделала шаг вперед, хватаясь обеими руками за толстую кривоватую деревянную стойку, поддерживающую неровный потолок. Ей стало очень страшно: поплыла! Опять начался неуправляемый дрейф по чужим измерениям.
А как раз бояться-то и нельзя! Сильные эмоции ослабляют тормоза, заложенные в ее организме, приводят в действие неведомые рычаги и поршни, включают зажигание, заводят мотор – и машина, то ли хозяином, то ли узником которой она является, еще быстрее набирает ход. Скорость растет, а ведь руля в себе Магнолия так и не нашла! И что впереди – не видно! Самое нужное сейчас – успокоиться. Замереть. Стать холодно-бесчувственной, чтоб мотор сам собой заглох. Или по крайней мере снизил обороты до привычной черепашьей скорости. Но как, как это сделать – как успокоиться, когда здесь, в земных измерениях творятся такие дела?!
– Мага! Милая! – раздался рыдающе-напряженный вскрик за спиной. – И ты, Атанас, здесь! Дорогие мои, хоть кто-то!
Это в сакле появилась Нинель. Растрепанная, оборванная, в какой-то копоти. Она бросилась к Магнолии, судорожно, жадно обняла, как бы проверяя на материальность. Оттолкнула, метнулась к покряхтывающему и закатывающему глаза от боли Атанасу. Тот, хоть и был целиком поглощен происходящим в нижней части его тела – в подколенной области, успел-таки вовремя среагировать – загородился от нее локтем.
Седоусый, мельком глянув на возникшую суету, как ни в чем не бывало продолжал обрабатывать развороченную пулей, сочащуюся кровью Атанасову голень, будто к нему каждый день являлось в саклю по десятку рыдающих суперов.
Старший сын, с чайником наготове, предупреждающе воскликнул:
– Стой, девушка! Осторожней! – воскликнул так поспешно, что его мысленное обращение к Нинель почти наложилось на звуковое.
Нинель, впрочем, мысленного обращения все равно не услышала. Магнолия давно выяснила, что все знакомые супера могут мысленно общаться только между собой, да и то лишь в благоприятную телепатическую погоду. А благоприятная телепатическая погода бывала редко. В остальное время мысли глохли и терялись уже на расстоянии нескольких сантиметров – для телепатического разговора приходилось почти соприкасаться лбами.
– Нет, нет, я – ничего! – заверилаНинель, замирая над Атанасом. – Атанасик, милый, и тебя они поранили! Очень больно?
Слезы обильно струились по ее пухлым щечкам, она жадно рассматривала обрабатываемую рану, вытянув шею, заглядывая через плечо невозмутимого седоусого.
– Так, ничего… – буркнул Атанас, тоже глядя вниз, на рану.
От Магнолии операционное поле, к счастью, было закрыто широкой спиной седоусого, она ничего не видела, но так живо все представила, что ей стало дурно.
Только после нескольких глубоких вдохов она нашла в себе силы спросить:
– Нинель, а кто это был – эти люди в масках? Не знаешь?
– Так верхние ж это и были! – затарахтела Нинель, отвлекаясь от происходящего на операционном поле. – Я там узнала Александрину! Точно-точно! Мы с ней два месяца на даче жили – как не узнать! Хоть и под маской! Они потому маски и напялили, что стыдно было в своих стрелять! Я, как стрельба началась, тоже нырнула – спряталась на плоскогорье, а сейчас вот там была – никого нет. Представляете – пусто в Пещере. Даже и убитых кто-то позабирал. Может, наши, может, верхние для своих каких-то целей…
– Но как же – верхние… – Магнолия была ошеломлена.
Конечно, верхние – это было самое вероятное объяснение. Разумеется. Но она все не допускала это объяснение, гнала от себя, предпочитая теряться в догадках. Как же это – ведь свои же… И Николай так хорошо объяснял, почему верхние их не тронут!
– Но, Нинель, – жалобно сказала Магнолия. – Они же без вас, без нижних, не могут! Ведь корм, питье…
– Да они особо убивать нас и не собирались, – с угрюмым облегчением произнес со своего места Атанас. – Седоусый закончил обработку и теперь бинтовал голень.
Атанас исподлобья глянул на Магнолию:
– Они по ногам стреляли. Я заметил.
– Да, да – по ногам, – возбужденно подтвердила Нинель. – И я заметила!
– А если кого и убили, – не обращая на Нинель внимания, устало продолжал Атанас, – так, наверно, только чтоб припугнуть остальных. Ну и еще случайно, в суете, может, кого убили… ох!
Он дернулся (видно, седоусый задел рану, уже прикрытую бинтом), но быстро совладал с собой и прежним усталым голосом подвел итог:
– Верхние хотели разогнать нашу общину. – Пожевал губами, покивал сам себе. – Ага. Они, глядишь, еще и пост поставят в Старой Пещере, чтоб никто не смог снова объединиться. Чтоб мы против них выступить не смогли. А оставшихся поодиночке переловят.
– Ну нет, не переловят! – энергично замотала Нинель своей роскошной гривой. – Пусть попробуют меня поймать! Да я из любого капкана, из любых наручников перенесусь на сто километров в любую сторону – и всего делов!
– Ну, не знаю, – пожал плечами Атанас. – На что-то ж они рассчитывают. Может, на страх. Что мы попрыгаем-попрыгаем, как зайцы, – да куда денемся, к ним и придем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76