Придут за пустой посудой, и запросто могут заметить.
Хоть бы этот же солдат пришел. Он не очень внимательный. С ним так спокойно.
И вдруг Магнолия поняла, что устала от одиночества. Вот ведь и не подозревала, что, оказывается, не любит одиночества. А сейчас так захотелось домой – к Виктору, к Доктору, Юрку, – вот прямо бы вскочила и побежала. Да дверь заперта.
Магнолия грустно выпятила нижнюю губу, беспомощно покивала кому-то незримому: «Да, вот так уж получилось…» Прошла к топчану, присела на краешек, приподняла уголок салфетки – целых три закрытых судка, на алюминиевой тарелочке горка белого хлеба.
Есть не хотелось. Хотелось по-прежнему домой.
Вот бы запомнить, как это она так делала: р-раз! – ив Космосе очутилась! Может быть, еще как следует собраться с силами? Ну-ка: раз! Ну?
И в этот момент на ее колено опять запрыгнуло черненькое насекомое. У Магнолии даже дыхание перехватило от гадливости. Она попробовала отогнать это мерзкое существо, слегка махнув на него ладошкой. Нет, насекомое не прогонялось.
Она нетерпеливо дернула коленкой – и опять насекомое осталось на месте. Вот ведь упорное какое существо!
Собрав все самообладание, Магнолия тыльной стороной кисти правой руки чуть провела по бедру. И в испуге отдернула руку. Потому что насекомое не убежало. Оно тонкой черной полоской размазалось по коже.
– Фу, фу, гадость! – Магнолия подскочила, судорожно сдернула с подноса салфетку, принялась лихорадочно тереть по бедру. И по испачканной ладони. И опять по бедру…
Полоска оттиралась, но плохо. Надо же, как размазалось! Прямо в пыль – как кучка сигаретного пепла. А ведь она чуть-чуть провела!
Магнолия суетилась, все стараясь стереть пакостный след побыстрее, и вдруг подумала, что полчаса назад эти насекомые и не думали превращаться у нее на ноге в пыль. Каких-то полчаса назад…
Недоуменно поджав губы, она еще несколько раз провела салфеткой по бедру – и вдруг, ужаснувшись, бросила салфетку, отпрыгнула назад, да куда отпрыгнешь от собственной руки?
Особенно черными были кончики пальцев – будто сажей намазаны… Да и вся ладонь тоже. А от запястья к локтю рука хоть и была еще не черная, но уже и не такая, как обычно, – какая-то неестественно серая, неприятная – муляж, а не рука! Она ошарашенно оглядела свою руку, даже поднесла к глазам, чтобы получше рассмотреть, и заметила еще одну странность: рука, кроме того, что была черной, была еще и зеленая. Такая нежно-нежно-зеленая. Изумрудная, С ласковым перламутровым отливом. Даже вроде как прозрачная. И все это – отдельно от черноты. Чернота – сама по себе, прозрачная изумрудность – сама по себе. Такое впечатление, будто она эти два цвета видела разными глазами: черноту – левым, зелень – правым. А может – наоборот.
Проверить было легко. Она прищурила по очереди оба глаза, но изображение двоилось, даже когда был открыт только один глаз. А закрыла оба сразу – ничего не увидела. Как и положено.
Так, на всякий случай, она огляделась по сторонам: ничего больше не двоится? Вроде ничего не двоилось. Зато уж цвет и свет – все поменялось. Казематик окрасился багровым, адским колером, лампочка под потолком запульсировала, как фонтанчик венозной крови, и рядом с ней в воздухе, неподвижно, как стопудовая гиря, зависла небольшая жирная муха. При этом она совершенно не шевелила встопорщенными крылышками.
«Что ж это делается-то? – ошеломленно подумала Магнолия. – Я что, время остановила, что ли?»
Бордово-кровавые лампочки равномерно-тревожно моргали под потолком, было невозможно тихо.
Магнолия мотнула головой, отгоняя наваждение, отступила на шаг – но наваждение не кончилось. Красноватый сумрак еще более сгустился, лампочка мигнула совсем лениво, и только зеленый фонарик ее правой руки разгорался все ярче неземным великолепным свечением. Магнолия оглядела собственную руку, затаив дыхание, как некий невесть откуда взявшийся фантастический предмет. И точно! Какая-ж это рука? Образование изумрудного цвета напоминало скорее даже не руку, не конструкцию из костей, живого мяса, теплой крови – а что-то вроде искусно сработанной перчатки, наполненной клубящимся зеленым туманом. Туман переливался, опалесцировал, на доли секунды становился почти прозрачным, и тогда сквозь него можно было различить – нет, не стены карцера, не зловеще-красную лампочку под потолком… Там было видно что-то другое… Магнолия сначала даже и не поняла, что именно. Прищурилась, пытаясь разглядеть… Вроде – море? Как будто волны. Огромные, пенные. Проходят чередой, странно сдвинутыми блестящими горами. Или это горы и есть? – только содрогающиеся в титаническом землетрясении, в неведомом катаклизме?
7
Магнолия смотрела сквозь руку и не могла наглядеться. Что бы это ни было – это было красиво. Никаких тебе стен, никаких дверей – буйство, удалая сила, свежесть – вот чем веяло от зеленовато-туманного (как зеленовато-дымного) мира.
Магнолия чувствовала свою сопричастность этому миру: ее ладонь была как открытое окно туда. Куда? В иное измерение? В иную Вселенную?
В затхлой атмосфере ее каземата вроде даже повеяло озоном…
Магнолия глубоко, прерывисто вздохнула – открыла окно пошире. Как это получилось – она не могла объяснить. Но получилось ведь! И зеленоватая прозрачность потекла по руке дальше– к локтю.
Магнолия проверила другую руку – там тоже слегка начали зеленеть (и одновременно чернеть) кончики пальцев. И никаких неприятных ощущений. Только все вокруг как-то накренилось. Магнолия ощутила вдруг, как нелепо стоять, наклонившись к горизонту – вроде Пизанской башни.
Она попыталась выровняться, принять вертикальное положение и вместо этого свалилась на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76