- Оружие твое и броня здесь, я решил, так сохраннее будет. Микола сыт и одет, Бурка на княжей конюшне вполне обихожена, скучает только.
Илья остановился. Поставил сапоги на снег. Воткнул два пальца в бороду, дунул и издал оглушительный свист, резкий, с железным оттенком. Стражники у ворот подпрыгнули. Издалека донеслось в ответ негромкое кобылье ржание.
- Вот-вот, - сказал боярин, ковыряя пальцем в ухе. - Очень похоже. Только он свистит так, что кровь стынет в жилах.
Илья оглянулся на боярина и вопросительно шевельнул бородой.
- Да завелся тут… Разбойник. У Девятидубья. Вышел из леса на дорогу. Громадный, соловой масти. И ладно бы один. Семья целая.
Илья поднял сапоги и продолжил свой мерный шаг со двора. Впереди засуетились стражники, отворяя ворота.
- Зима лютая, - сказал боярин. - Худая зима. Думаю, в этом дело. Им в лесу жрать нечего, вот и полезли к дороге кормиться. А там как назло место узкое. Они сначала на дороге разбойничали, ели коней, побили людишек человек пять. Дорога сразу замерла, ни туда, ни сюда. А потом… Потом они съели Девятидубье.
Илья остановился снова. Встал и боярин.
- Князь послал в Девятидубье дружину малую, - сказал он. - Без толку. Этот разбойник пугает свистом коней, а когда пеший к нему приблизится, он и человека глушит. Не выносят, бегут человечки. Те, которых ему лень догнать и задрать. Распробовал белое мясо, полюбил его, нечисть такая… Тварь.
Илья молчал, о чем-то думая.
- Прогони его, Ульф, - попросил боярин. - Кроме тебя некому.
- Я убью его, Торбьёрн, - сказал Илья.
* * *
В тереме у слюдяного окошка стоял пожилой грек в дорогой сутане и тянул шею, силясь рассмотреть двоих великанов, беседующих у ворот.
- Значит это и есть Ульф Урманин?
- Теперь его зовут Илья, - сказал князь.
- Ну и чудище… Откуда он такой взялся?
Князь что-то согнал с рукава щелчком.
- Родители Ильи пришли на Русь через Холмогоры, это все, что я знаю. Мать уже была в тягости. Можно догадаться, что случилось, но… Там, откуда он родом, о таком не говорят.
Грек внимательно посмотрел на князя.
- А здесь - говорят? - спросил он.
- Здесь таких убивают сразу после рождения. Иногда вместе с матерью.
- Это правильно, - сказал грек.
Князь задумчиво почесал толстую шею.
- Так и следует поступать, - сказал грек.
Князь отвернулся и тоскливо зевнул.
- Давайте о насущном, - предложил он. - Отправитесь в Ростов завтра. Вас сопроводят четверо храбров, они полностью в вашем распоряжении. И достаточно сильная дружина, чтобы… Чтобы все было хорошо.
- Добрыня?.. - грек мотнул головой в сторону окна.
- Добрыня нужен мне здесь. Послушайте, Ростов все-таки не Новгород.
- Да, но преподобного Федора ростовчане хотели убить.
- Хотели. Не убили ведь.
Грек снова посмотрел за окно.
- Не понимаю, - сказал он. - Вон какое чудовище - и то крестилось.
- Это как раз ничего не значит. Илья все-таки урманин. Урмане считают, что на каждой земле свои боги, и надо поклоняться местным, а то они спокойно жить не дадут.
Грек неприязненно скривился.
- Народ здесь не против Христа, - сказал князь. - Ни ростовчане, ни даже новгородцы не были против. Дело не в вере. Они просто всегда упираются, такая у них природа. На Руси если надо что-то быстро устроить, приходится отдавать указы дубиной. Иначе с тобой согласятся очень не скоро. Поверьте, я знаю. Это особенный народ, преподобный Леонтий. Недаром он так дружен с варягами.
- Если дело не в вере, - грек едва заметно усмехнулся, - зачем вы приказали свергнутых идолов протолкнуть через речные пороги?
- Как зачем… - князь недоуменно поднял брови. - Чтобы не застряли.
- Ну-ну, - грек усмехнулся уже в открытую.
- Все будет хорошо, - сказал князь. - Кстати, я внял вашему совету и поговорил с летописцем. Он… Осознал свою задачу. Ему не впервой.
- Вы мудры, князь, - грек слегка поклонился.
- М-да… Однако же я попросил бы вас, преподобный Леонтий… О некоторой осмотрительности там, в Ростове.
- Вы сами противоречите себе. То про дубину, то про осмотрительность.
- Мне кажется, преподобный Федор был чересчур настойчив. Здесь уважают крепкую руку, пока она совсем не взяла за горло.
- Не поймите меня неправильно, князь… Вы поэтому так нянчитесь со своим Ильей? Я слышал, он злоумышлял против вас.
- Ничего он не злоумышлял. Просто слегка побуянил. И он не мой Илья. Он свой Илья. Приходит и уходит. Если захочет совсем уйти со службы… Нет, я не обрадуюсь, потому что Добрыня расстроится. Добрыня его любит.
Грек опять глядел во двор. Князь горой трудно дышащего мяса надвинулся на сухонького лощеного епископа и поверх его плеча уставился в окно. На дворе стражники распахнули ворота настежь перед огромным воеводой и громадным храбром. Храбр, опасно размахивая сапогами, что-то рассказывал воеводе, а тот кивал, на ходу отряхивая рукав.
- Ворота - из уважения, конечно? - спросил грек.
- А как же, - подтвердил князь. - Все равно эти двое не пролезут через калитку. Поди таких не уважь.
Грек покачал головой.
- Добрыня великий муж, - сказал он. - Но это чудище…
- Да, Илья не знатен, он, в общем-то, никто, - проговорил князь жестко. - И много себе позволяет.
- Тогда почему…
- Поэтому я его иногда наказываю, - перебил князь. - Но он как ребенок. Они все, храбры, как дети. Поэтому, наказав, я их прощаю. И прощенные, они служат еще лучше. Попробуйте и вы так с ростовчанами.
- Бог простит, - сказал грек и перекрестился.
- Ну-ну, - князь хмыкнул. - Преподобный Федор то же самое говорил.
* * *
Обычно храбр держал трех коней - прогонного, тяглового и для сечи. И свиту человек пять-шесть, когда хлопов, когда из смердов. Но Илья, у которого все было не по-человечески, выделялся даже тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12