Я медленно брел по темным, пустым, заснеженным улицам городских окраин в поисках куч строительных отходов, мусорных свалок и тому подобных малопривлекательных уголков, куда редко кто рискует заглядывать и расчищать которые в ближайшее время явно никто не станет.
Мешок с руками я зарыл в огромную кучу всякого хлама, наваленного под путепроводом одной из скоростных автострад. Неподалеку от того места я заметил нескольких смертных. Завернувшись в одеяла, они сидели возле огня, разожженного в небольшом жестяном ящике, и не обращали на меня ни малейшего внимания. Я постарался запихать мешок как можно глубже, чтобы он никому не попался на глаза и не вызвал соблазна в него заглянуть. Закончив работу, я подошел к собравшейся вокруг огня компании – никто из них на меня даже не посмотрел – и бросил на землю несколько купюр. Ветер едва не подхватил легкие бумажки, однако в свете костра мгновенно мелькнула чья-то рука, и купюры растворились во тьме.
– Спасибо, брат.
– Аминь, – откликнулся я.
Голову постигла примерно та же участь, но уже в другом месте, довольно далеко от того, где остались руки, – на задворках одного из ресторанов. Я утопил в грязной вонючей жиже кухонных отбросов и даже не взглянул напоследок. Мне не терпелось избавиться от этого трофея. Нет, человеческую голову нельзя назвать трофеем, и я бы ни за что не стал хранить ее в таком качестве. Даже мысль об этом казалась мне неприемлемой. Если какой-нибудь умирающий от голода несчастный и наткнется на нее, он никому не скажет о находке. Кстати, ресторан закрылся несколько часов назад, и кучка голодающих уже топталась возле задних дверей в ожидании своей порции помидоров, салата, спагетти и хлебных корок.
А отбросы постепенно замерзали, и ледяные сгустки хрустели под моими руками, пока я заталкивал голову в самую сердцевину отвратительного месива.
С последним мешком на плече я направился назад к центру города. Осталось найти укромное местечко для изломанного торса с ногами и предплечьями. Я шел по Пятой авеню, мимо отеля, где спала Дора, мимо собора Святого Патрика, мимо шикарных магазинов. Смертные спешили по своим делам, скрывались то за одной, то за другой дверью; таксисты бешено сигналили, злясь на водителей медлительных, неповоротливых лимузинов.
Я шел все дальше и дальше, шлепая по грязи и проклиная самого себя. Меня раздражал исходивший из мешка запах. Однако пиршество было поистине восхитительным и стоило того, чтобы я потрудился, уничтожая его следы.
Мои бессмертные соплеменники – Мариус, Арман и все остальные друзья, любовники и враги – всегда ругали меня за нежелание «избавляться от останков». Что ж, на этот раз Лестат будет примерным вампиром и как следует приберет за собой.
Неподалеку от Виллидж я наконец отыскал подходящее место – огромный склад, судя по разбитым окнам и огромной куче хлама внутри, давно заброшенный. В воздухе витал запах гниющей плоти. Похоже, человек умер здесь довольно давно, однако холод замедлял процесс разложения и не позволял вони распространиться за пределы помещения склада. Хотя, возможно, все дело было в равнодушии проходивших мимо людей.
Я прошел в глубь похожего на пещеру помещения. В нос ударили другие запахи – бензина, металла, кирпича… Прямо посередине возвышалось нечто напоминающее погребальный холм или пирамиду, а рядом стоял грузовик. Мотор был еще теплым, хотя поблизости я не увидел ни души.
Трупная вонь исходила именно от этой кучи, причем вскоре я понял, что мертвецов в ней зарыто как минимум трое, а может, и больше. Мне не терпелось поскорее убраться подальше от отвратительного могильника, а потому я не собирался вдаваться в подробности.
«Прекрасно, друг мой, покойся с миром на этом кладбище», – мысленно попрощался я со своей жертвой, зарывая мешок в самую глубину скопища битых бутылок, раздавленных жестяных банок, гниющих фруктов, обрывков картона и тряпок, обломков дерева и тому подобного хлама. Я едва не развалил эту гору, но, пару раз дрогнув, она все же устояла и вскоре приняла прежние очертания. Только одна пивная бутылка скатилась вниз и теперь поблескивала стеклянным боком чуть в стороне от величественного погребального сооружения. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только писком и шорохом копошащихся где-то по сторонам крыс.
Я внимательно осмотрел грузовик. Сильно потрепанный, без регистрационных номеров, он все еще сохранял внутри запах недавно сидевших там смертных. Ну какое мне дело, зачем они сюда приезжали и чем занимались? А въехали они сюда через огромные железные ворота и тем же путем, но только пешком покинули склад, не обратив внимания на возвышавшийся посередине кладбищенский холм. Хотя, возможно, холм они и заметили и даже внесли туда свою лепту.
Я вышел наружу. Снегопад прекратился. Вокруг было пусто и уныло. На большом плоском камне лежал голый матрац, припорошенный снегом. Уличное освещение не работало. Я даже не мог сказать толком, где нахожусь.
Я направился в сторону реки, к оконечности острова, и вдруг наткнулся на церковь – одну из тех старинных церквушек, что уцелели на Манхэттене с незапамятных времен и рядом с которыми всегда можно найти маленькое кладбище за невысокой оградой и прочесть на его могильных плитах цифры, вызывающие в душе поистине благоговейный трепет: год 1704-й, а иногда даже – 1692-й.
Это был настоящий шедевр готической архитектуры, маленький аналог собора Святого Патрика, возможно даже более изысканный и замысловатый в деталях, жемчужина, сияющая на фоне серого и неприглядного пейзажа большого города.
Я присел на ступени церкви и прислонился спиной к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25