Генерал закончил свою речь словами: – А Шахурин (нарком авиапромышленности. – А. Г.)вам врет, товарищ Сталин. – Ну что же, вызовем Шахурипа, – сказал Сталин. Он нажал кнопку – вошел Поскребышев. – Попросите приехать Шахурина. Сталин вновь спросил, точно ли я знаю, что на заводах нет предъявленных, но не принятых самолетов для АДД. Я доложил, что главный инженер АДД заверил меня: таких самолетов нет. – Может быть, – добавил я, – у него данные не сегодняшнего дня, но мы тщательно следим за выпуском каждого самолета, у нас, как известно, идут новые формирования. Может быть, один или два самолета где-нибудь и стоят. – Здесь идет речь не о таком количестве, – заметил Сталин. Через несколько минут явился А. И. Шахурин. – Вот тут нас уверяют, – сказал Сталин, – что те семьсот самолетов, о которых вы мне говорили, стоят на аэродромах заводов не потому, что нет летчиков, а потому, что они не готовы по бою, поэтому не принимаются военными представителями, и что летчики в ожидании живут там месяцами. – Это неправда, товарищ Сталин, – ответил Шахурин. – Вот видите, как получается: один говорит, что есть самолеты, но нет летчиков, а другой уверяет, что есть летчики, но нет самолетов. Понимаете ли вы оба, что семьсот самолетов – это не семь самолетов? Вы же знаете, что фронт нуждается в них, а тут целая армия. Что же мы будем делать, кому из вас верить? Воцарилось молчание. Я с любопытством и изумлением следил за происходящим разговором: неужели это правда, что целых семьсот самолетов стоят на аэродромах заводов, пусть даже не готовых по бою или из-за отсутствия летчиков? О таком количестве самолетов, находящихся на аэродромах заводов, мне слышать не приходилось. Я смотрел то на Шахурина, то на авиационного генерала. Кто же прав? Наконец, нарушив молчание, генерал сказал: – Товарищ Сталин, докладываю, что находящиеся на заводах самолеты по бою не готовы! – А вы что скажете? – вновь обратился Сталин к Шахурину. – Ведь это же, товарищ Сталин, легко проверить, – ответил тот. – У вас здесь прямые провода. Дайте задание, чтобы лично вам каждый директор завода доложил о количестве готовых самолетов. Мы эти цифры сложим и получим общее число. – Пожалуй, правильно. Так и сделаем, – согласился Сталин. В диалог вмешался генерал: – Нужно обязательно, чтобы телеграммы вместе с директорами заводов подписывали и военпреды. – Это тоже правильно, – сказал Сталин. Он вызвал помощника и дал ему соответствующие указания. Авиационный генерал попросил Сталина вызвать генерала Н. П. Селезнева, который ведал заказами на заводах. Вскоре Селезнев прибыл, и ему было дано задание подсчитать, какое количество самолетов находится на аэродромах заводов. Надо сказать, что организация связи была отличная. Прошло совсем немного времени, и на стол были положены телеграммы с заводов за подписью директоров и военпредов. Закончил подсчет и Селезнев. – Сколько самолетов на заводах? – обратился Сталин к помощнику. – Семьсот один, – ответил тот. – А у вас? – спросил Сталин, обращаясь к Селезневу. – У меня получилось семьсот два, – ответил Селезнев. – Почему их не перегоняют? – опять обращаясь к Селезневу, спросил Сталин. – Потому что нет экипажей, – ответил Селезнев. Ответ, а главное, его интонация не вызывали никакого сомнения в том, что отсутствие экипажей на заводах – вопрос давно известный. Я не писатель, впрочем, мне кажется, что и писатель, даже весьма талантливый, не смог бы передать то впечатление, которое произвел ответ генерала Селезнева. Я не могу подобрать сравнения, ибо даже известная сцена гоголевской комедии после реплики: «К нам едет ревизор» – не сравнима с тем, что я видел тогда в кабинете Сталина. Несравнима она прежде всего потому, что здесь была живая, но печальная действительность. Все присутствующие, в том числе и Сталин, замерли и стояли неподвижно, и лишь один Селезнев спокойно смотрел на всех нас, не понимая, в чем дело. Длилось это довольно долго. Никто, даже Шахурин, оказавшийся правым, не посмел продолжить разговор. Он был, как говорят, готов к бою и сам, видимо, был удивлен простотой и правдивостью ответа. Случай явно был беспрецедентным. Что-то сейчас будет? Я взглянул на Сталина. Он был бледен и смотрел широко открытыми глазами на авиационного генерала, видимо, с трудом осмысливал происшедшее. Чувствовалось, его ошеломило не то, почему такое огромное число самолетов находится на заводских аэродромах, что ему было известно, а та убежденность и уверенность, с которой генерал говорил неправду. Наконец лицо Сталина порозовело, было видно, что он взял себя в руки. Обратившись к Шахурину и Селезневу, он поблагодарил их и распрощался. Я хотел последовать их примеру, но Сталин жестом остановил меня. Он медленно подошел к генералу. Рука его стала подниматься. – Вон! – сказал он с презрением и опустил руку. Генерал поспешно удалился. Мы остались вдвоем. Сталин долго в молчании ходил по кабинету. Зачем он позвал меня и заставил присутствовать при только что происшедшем? Давал мне предметный урок? Может быть. Такие вещи остаются в памяти на всю жизнь. Как он поступит сейчас с генералом? – Вот повоюй и поработай с таким человеком. Не знает даже, что творится в его же епархии! – наконец заговорил Сталин, прервав ход моих мыслей..." Много написано о крутости и беспощадности Сталина. Казалось бы, после случившегося судьба незадачливого генерала была решена – не гнев, а настоящая ярость охватила Сталина. Достаточно было двух слов: «Лаврентий, займись!» Но так представляют Сталина нынешние разоблачители. Сталин был способен понять ошибки и трудности, возникающие в ходе войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30