Ему все время что-то снилось. Всю ночь. И хотя Дион мог вспомнить только отдельные фрагменты, он был уверен, что эти сны объединены общим сюжетом, что все эпизоды взаимосвязаны и внутренне друг с другом переплетены, как отдельные серии телевизионных сериалов.
И по какой-то причине это его пугало.
В него вселяло страх все, что он вспоминал: усмехающаяся голова матери Маргарет, насаженная ртом на его огромный твердый член; он выступает перед огромной толпой в каком-то амфитеатре, и все эти люди одновременно достигают оргазма; какая-то грязная не то лужа, не то трясина, в ней копошатся муравьи, начинающие внезапно расти, меняться, превращаясь в мужчин, которые, преклонив перед ним колени, приносят клятву в вечной верности; тела мертвых женщин, плавающие в черном озере, их лица недвижны и безжизненны, но ноги брыкаются, а руки гребут, и они плывут; мистер Холбрук, без рубашки, толкающий валун вверх по наклонной плоскости в темной пещере; три красивые обнаженные женщины, стоящие на вершине высокой скалы, они поют, в то время как мужчины там, в долине, внизу под скалой, в бешенстве бросаются вперед, разбивая себе головы о камни.
Дион не понимал причины возникновения подобных снов, единственное, что он сознавал, так это ужас. И самым печальным в них было то, что они казались более реальными, чем сама жизнь. Его страх был полон предчувствия еще большего кошмара. Он уже проснулся, сны все кончились, но неприятное ощущение оставалось. Раньше после пережитого во сне приходило успокоение. Теперь, наоборот, его не покидало чувство ожидания чего-то непредвиденного и непоправимого.
Дион прошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало.
Может быть, он сошел с ума?
Подумал и испугался этой мысли еще больше, чем снов.
Он быстро принял душ и снова ощутил несоразмерность своего тела.
Усилием воли он выбросил этот бред прочь из головы.
О том, что он собирается пойти гулять с Пенелопой, Дион маме не сказал, и вот сейчас, одевшись, он прошел на кухню, чтобы что-нибудь съесть. Мать поинтересовалась, не хочет ли он после завтрака заняться уборкой и стрижкой газона. Он сказал, что планирует уйти, и, к его удивлению, прежде чем что-то ответить, она выдержала долгую паузу. Он ожидал от нее понимания, покладистости – в общем, полной поддержки. Ему казалось, что до сих пор она была в восторге от того, что он наконец-то начал встречаться с девушкой, и поэтому сейчас даже это легкое ее колебание заставило Диона напрячься и перейти в защиту. Ничего дурного о Пенелопе мама никогда не говорила, но ему не нравилось, если он не встречал полного и безоговорочного одобрения. Поэтому он немедленно обиделся. Черт побери, ведь мама Пенелопу даже не видела. Какое же право она имеет ее осуждать?
Может быть, следует познакомить ее с Пенелопой?
Может быть.
«Я обдумаю этот вопрос позднее».
Он быстро съел завтрак, состоящий из тостов и какао, и взял у мамы взаймы десять долларов, обещая вернуть.
– Ты хочешь мне их вернуть? – спросила она. – Но как?
– Когда найду работу.
– Ты собираешься начать работать?
Он широко улыбнулся.
– Пока нет. Но, когда начну, ты будешь первой, кому я верну долг.
Он бросила в него ключи от машины.
– Убирайся отсюда.
Он был счастлив. Бак в автомобиле был полный, значит, не нужно будет тратить деньги на заправку. Как это он раньше об этом не подумал? Ведь если бы потребовалось заправляться, то одалживать пришлось бы двадцать долларов.
Он включил заднюю передачу, выехал на улицу и посмотрел на запад, в сторону гор. Прежде этот вид его раздражал, сейчас же он показался ему знакомым и умиротворяющим, и Дион не мог вспомнить, что же это его прежде беспокоило в этих горах.
Хотя на часах было только четверть десятого, но, когда он подъехал к воротам винного завода, Пенелопа уже ожидала его, сидя на скамейке рядом с калиткой. Он обрадовался, что она одна, что ему не надо входить в дом и встречаться с ее матерями. Сегодня ему очень не хотелось это делать.
Увидев его, она встала и, когда он открыл дверцу, заняла место рядом.
– Привет.
– Привет.
Сейчас им было неловко друг перед другом. Признания, произнесенные вчера по телефону, теперь, после ночного отдыха, при свете дня, пугали их и делали нерешительными. Дион смутился, вспомнив свое поведение во время разговора с ней, но тут же обнаружил, что уже опять возбуждается.
Получится ли это у нас сегодня вечером?
Со всей определенностью он сказать не мог, но уже сама возможность его одновременно и пугала, и восхищала.
Пенелопа полезла в свою сумочку, достала газету и отыскала то место, которое вчера отметила.
– Ярмарка будет в Эльме, это за городом. Ты знаешь, куда ехать?
Он покачал головой.
– Поезжай до следующего перекрестка, а там поверни налево. Дальше я буду тебе показывать дорогу.
– Хорошо.
Наступило молчание. Дион хотел включить приемник, но подумал, что это только подчеркнет воцарившееся в машине безмолвие, и крепко ухватился обеими руками за руль.
Когда молчать уже стало совсем невмоготу, он откашлялся.
– А что там будет на этой ярмарке, аттракцион со львами?
– Нет. Что-то вроде фестиваля оккультизма. Там будут ясновидящие, гадание по картам Таро, ну и всякое такое.
Оккультизм? Какое пугающее совпадение.
– Теперь поверни, – сказала Пенелопа.
Поворачивая, Дион посмотрел направо, на рощу. Роща показалась знакомой, и когда он взглянул на нее еще раз, в мозгу вспыхнул стоп-кадр сегодняшнего сна.
Женщины в лесу – в этой самой роще, – обнаженные, измазанные кровью, дико воющие, визжащие, молящие его о чем-то…
– Что ты делаешь? – почти крикнула Пенелопа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132