Тело забилось. Ловчий взмахнул оружием, отрубая голову. Встал, вытерши лезвие об одежду убитого.
Никто из охотников не сказал ни слова. Они просто не заметили ничего. Все они почему-то в тот момент были заняты своими делами. Все произошедшее осталось между Ловчим, монахом и оруженосцем.
– Вот ведь сука! – сказал Левша.
– Что? – обернулся Ловчий.
– Баба эта, мамаша девчонки, – пояснил Левша. – Она ж, зараза, вместо масла в горшок глину сунула, и пироги тоже из глины.
– А зачем ей масло переводить и еду, – откликнулся вечный оппонент Левши, Стук, – ей семью кормить.
Ловец сунул кинжал в ножны и снова посмотрел на луну.
Бросить все. Все. И уйти за океан, на Запад. И просто жить.
Вот прямо сейчас седлать коня, пару дней – и можно будет спокойно поговорить с Хозяином. С Серым всадником. С... Ловец улыбнулся, вспомнив все имена, которые они с приятелем сменили со времени знакомства.
Он, наверное, сейчас спит в своем замке, да еще, наверное, не один. Он всегда был ходок по женскому полу! Задумавшись, Ловчий не заметил, как ушла луна и стало темно.
– Туши забираем с собой? – спросил Стук.
– Зверь – уже?..
– Уже, – сказал Стук. – Рыжий гад, видать, либо из Британии, либо с Севера.
– Забрать, – сказал Ловчий. – И пацана... Тоже заберите.
К деревне они вышли только к рассвету.
И к рассвету к церкви Трех деревень вышел Хозяин. Легко, словно тюк тряпья, нес он в опущенной правой руке человеческое тело. Толпа качнулась вперед, каждому хотелось увидеть, кто это убил их земляков, кто убил всех тех людей на корабле. Жители Трех деревень могли собачиться между собой сколько угодно, но никому чужому не было позволено обижать одного из них. В округе это, кстати, хорошо знали.
Небо было чистым, серо-синим по-зимнему. Ветра не было. Молчали люди, только облачка пара взлетали над их головами. Что-то крикнула ворона, пристроившись на кресте церкви.
– Вот он, – просто сказал Хозяин и бросил то, что принес, на промерзшую землю.
Сухощавое тело, темное лицо, немного раскосые глаза.
– Сарацин, – сказал кто-то в толпе.
– Ассасин, – сказал Хозяин.
Толпа дрогнула, но не отступила. Слухи о страшных посланцах Старца с Горы достигли и этих мест, но люди Трех деревень очень не любили, когда убивают их знакомых.
– Он ваш, – сказал Хозяин и, отвернувшись, пошел к замку.
Люди не набросились на убийцу. Они посмотрели на Кузнеца.
– Несите доски, – сказал Кузнец, – А ты, Сморчок, беги в кузню и принеси в горшке жару... И клещи там у меня лежат справа. Ты, Дедюк, давай за дровами. Много не нужно. И палку там зацепи, в сажень и не слишком толстую... А ты, Бедный, ослов своих приведи, обоих...
Хозяин шел к замку медленно, размеренно переставляя ноги. В левой руке он нес какой-то небольшой сверток.
Его догнали шаги.
– Что вам, святой отец? – не останавливаясь, спросил Хозяин.
– Остановите их, – задыхаясь, попросил Хорек. – Возле Божьего дома...
– Дурак вы, батюшка, – Хозяин оглянулся на священника. – Попробуйте сами!
– Это вы... Вы их подтолкнули... И этот...
Хозяин вдруг оказался прямо перед священником, сгреб его за грудки и поднял так, чтобы заглянуть в его глаза.
– Может быть, они хоть сейчас подумают, хоть на мгновение, что Бог защищает их, дает шанс на отмщение? – сказал Хозяин.
– Вы... Вам...
– Да, я отвечу, – Хозяин поставил священника на землю. – Но не перед тобой, Хорек. Не перед тобой.
– Нельзя ведь так... – пробормотал Хорек.
– А как можно? И не забудьте написать в своем доносе, что ассасин, убив команду корабля и закованных рабов, пытался унести только книгу. Вот эту, – Хозяин подпил левой рукой сверток над головой. – Книгу Младшего Дракона. Я ее уже лет пятьсот не видел.
И Хозяин пошел к замку. Хорек замер, глядя ему вслед.
– Да не забудьте, – крикнул Хозяин, не оборачиваясь.
Струйка пара поднялась вверх, и восходящее солнце окрасило ее в розовый цвет.
– Что – не забыть? – спросил Хорек.
– Рождество скоро. Не забудьте.
II
Только проповедью истины подрываются основы заблуждения... Пусть священники дружно возвещают истину на серебряных трубах; стены Иерихона, проклятые Богом, сами падут при их приближении...
Папа Иннокентий Третий

Осенняя погода держалась долго. Снег выпал только после Рождества, к концу последней недели января. Стало как-то чище и приятнее глазу. Все какое-то новое, яркое. И далее кровь выглядела на снегу праздничным узором.
Если бы люди, лежавшие сейчас на дороге, погибли вчера, до того как выпал снег, их кровь просто превратилась бы в грязь, в бурые комки, лежащие вперемешку с камнями и конскими яблоками, подумал Ловчий.
Теперь же кровь смотрелась благородным пурпуром на девственной белизне.
Девять скорченных человеческих тел. Четыре тела – на дороге. Возле телеги. Мертвая лошадь лежала между дышл, и две вороны уже деловито ее обследовали. На телеге, среди мешков, тоже лежал человек. Кровь из рассеченного горла стекла по свесившейся с телеги руке на дорогу и собралась в небольшую алую горку, как воск со свечи.
Четверо других, похоже, пытались убежать.
– Этих, кажись, сразу, – словно услышав мысли Ловчего, пробормотал Стук, – а эти успели чуток побегать.
– Не далеко ушли, – сказал Левша и высморкался. – Селяне тупые.
– Селяне, говоришь? – Ловчий спрыгнул с коня и подошел к лежавшему с краю.
– А то! – Левша тоже спешился. – Едут, по сторонам не смотрют, тут их разбойнички...
– Придурок, – язвительно произнес Стук.
– А в рыло? – спросил Левша и присел возле убитого, лежащего лицом вниз, в алый лёд.
– А вот тут я со Стуком согласен, – сказал Ловчий. – Придурок. Какие разбойнички? Где следы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17