– Нет, была найдена записка с твоим именем.
– И вы решили, что…
– Мы пока еще ничего не решили. Мы вообще предпочитаем вначале действовать, а потом раздумывать, – развел руками Хорунжий.
– Кстати, вы – это кто? Милиция? Чекисты? Кто?
– Очень своевременный вопрос, – сказал Хорунжий.
– Да, своевременный, вы корчите из себя крутых пацанов, но при этом всячески стараетесь держаться в тени, словно официальные структуры вам противопоказаны.
– А если это и вправду так? – поинтересовался Хорунжий.
– Вы хотите сказать, что стоите по ту сторону баррикад? Что уголовники… что братва создала свою службу безопасности?
– Я ничего не хочу сказать. Наша место с системе силовых структур тебя должна волновать меньше всего…
– А что же должно волновать меня более всего? – спросил Шатов.
– А более всего тебя должно волновать, что из всего происходящего следует для тебя и твоей жены.
Шатов глубоко вздохнул и задержал дыхание. Для него и его жены. Для Виты. Четко взвешенный и хорошо поставленный удар. Молодцы. Чтоб вы все сдохли, сволочи. Чтоб вы все…
Хорунжий потер лоб, поморщившись.
Головка бо-бо, злорадно подумал Шатов. Не у меня одного головная боль. Это почти приятно. Это почти примиряет Шатова с мирозданием. Но чего ждет Хорунжий? Он ведь явно ждет от Шатова какой-то реакции, ждет терпеливо, словно паук… или словно кот перед мышиной норой… Боже, какие пошлые и избитые сравнения приходят в голову к журналисту Шатову. К бывшему журналисту Шатову, помимо воли, поправил себя Шатов. После того, как журналист Евгений Шатов избил главного редактора своей газеты, после того, как этот самый главный редактор попал в больницу со множественными переломами и сотрясением мозга в больницу, после всего журналист Евгений Шатов сделал несколько попыток устроиться на работу по специальности. И безуспешно.
Чудо еще, что главный редактор еженедельника «Новости» не подал на Шатова в суд. Чудо, но рукотворное. И одним из автором его был вот этот самый Михаил Хорунжий, который сейчас делает вид, что ждет реакции Шатова, а на самом деле…
Стоп! Он ждет реакции Шатова. Реакции…
А что можно сказать о странной реакции официальных органов на странную смерть этого колдуна? Странная реакция? Что же в ней странного?
Шатов, прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться.
Нужно попытаться все сложить в кучу. Второго числа погиб Перегон, и была обнаружена записка. Через два дня Шатова вызывают на беседу неофициальные, но, судя по всему, достаточно влиятельные товарищи, чтобы предупредить и… И… Что еще? И что в этот момент делают товарищи официальные?
Если бы сам Шатов попал на место следователя, или кто там сейчас ведет это дело, как бы он повел себя? Как?
Слишком быстро к нему пришли. Есть смыл последить немного, потоптаться вокруг Шатова, прикинуть, не придут ли к нему автор записки… А вдруг совпадение? Вдруг в зале сидел действительно тезка и однофамилец? И случайно совпали текст записки и нелепая смерть колдуна? Могло быть? Могло. Точно – могло.
Но Шатова зачем-то вызвали, на что-то намекают…
Что? Что им от него нужно?
Ну, погиб человек. Ну, нашли знакомую фамилию. Что дальше, почему они решили, что это Дракон? Да, он использовал для своих целей Шатова, да, он мог бы желать отомстить Шатову… если бы остался жить. Почему они устроили такую панику по единичному случаю? Такое чувство, что они ждали… Стоп. Не ждали. Не поэтому. Почему Шатов сейчас решил, что по единичному случаю?
Или…
– Еще кто-то погиб? – спросил Шатов хриплым голосом.
Хорунжий демонстративно посмотрел на часы:
– Десять минут. Неплохо.
– Неплохо? – Шатов скрипнул зубами, стараясь удержаться от очередной вспышки ярости.
– Неплохо, – спокойно подтвердил Хорунжий и достал из ящика стола еще три пластиковые папки.
Шатов зачарованно смотрел на его руки, перебирающие листы бумаги.
– Еще три случая. Минимум три случая, – тяжело вздохнул Хорунжий, – понимаешь, Женя, если бы все упиралось только в этого Перегона, тебя бы просто вызвали в райотдел, сняли показания, проверили алиби и поставили бы этот случай на учет. Но…
– Что «но»?
– Вчера было обнаружено тело некоего гражданина, перерезавшего себе вены в ванне, – Хорунжий извлек из папки фотографию и положил ее перед Шатовым, – он пролежал в воде почти два дня. На полу, рядом с ванной, лежали подписанные конверты с прощальными письмами. Два конверта. Один – для жены. Второй – для некоего Евгения Шатова.
Хорунжий сделал паузу, ожидая реакции Шатова, но тот промолчал.
– В первом конверте три четыре слова о невозможности больше жить. Во втором… – Хорунжий положил поверх фотографии ксерокопию записки.
Шатов еле сдержался, чтобы не вскрикнуть.
Я вернусь, было написано в записке.
Те же слова, которые прозвучали в предрассветном лесу. Я вернусь, сказал Дракон.
Шатов помотал головой, отгоняя видение.
Этого не может быть. Не может быть. Он не мог выбраться из болота. Не мог. Или…
– Кто третий? – выдавил из себя Шатов.
– Прошлой ночью несколько человек перелопачивали недавние дела, надеясь найти хоть что-нибудь, на всякий случай. И нашли.
– Что? Да не тычь мне фотографии, просто скажи…
– Просто скажу, – кивнул Хорунжий. – Неделю назад на улице был убит гражданин… короче, лицо кавказской национальности. Обрезком трубы по голове. Аккуратно, в висок. Обрезок был завернут в газету, которую приобщили к делу в качестве вещественного доказательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18