Со свойственной ей грацией танцовщицы она опять метнулась вперед, и неуклюжий Натаниэль едва не упал. Пришлось вспомнить, что Сильвия в свое время была – а может, и до сих пор остается – агентом Имперской Разведывательной Службы.
Нет, поправился эколитарий, несомненно, до сих пор остается. Как иначе ей удалось бы провести его в башню Минобороны?
– Эта скульптура очень древняя, тогда даже не было атомной энергии. Называется «Мыслитель».
– А торговые переговоры уже существовали?
– Будьте в меньшей степени дипломатом, любезный посланник, и в большей – художником.
– Да я и прямую линию не проведу!
Сильвия скользнула к следующей скульптуре, изображавшей человека, выбирающегося из расколотого шара. Натаниэль несколько секунд ее разглядывал, пока не понял, что шар – это Терра, а неясные линии на его поверхности – очертания континентов.
Скульптору удалось уловить стальное выражение решимости – вроде того, что эколитарию не раз приходилось видеть на лицах солдат Института, – и намек на надежду, взгляд, направленный за горизонт.
– «Полет», около 100 года атомной эры. Автор неизвестен.
Эколитарий кивнул. Сильвия, уже отошедшая к следующей скульптуре, не понимала, что имел в виду создатель «Полета». А он – понимал. Возможно, в этом и состояло противоречие между Империей и Аккордом. Империя всегда стремилась к замкнутости, будь то в коридорах Нью-Августы или в границах между секторами, протянутых среди звезд.
Дальше стояла фигура танцовщицы, невозможным образом державшаяся на кончике одного пальца ноги.
– Вам не хватает балета? – спросил Натаниэль.
– Он навсегда остается в крови, его не вытравишь.
– Почему вы перестали им заниматься?
– Плохо получалось. Во всяком случае, для Императорского Двора – туда ведь отбирают лучших из лучших с сотен планет. Ох! Я сопротивлялась, но в конце концов пришлось признать вердикт Арбитра.
– Арбитра?
– Вы не знаете? Арбитры Искусств. Они решают, кто может получить подобную профессию.
– Это так важно?
– Любезный посланник, для человека искусства это – всё. Если Арбитр не одобрит вашу кандидатуру, вам приходится либо эмигрировать, либо поступить на службу.
– Понятно. И вы?..
– И я поступила в службу внешних сношений. Только и всего. – В ее словах слышалась горечь.
– А почему не эмигрировали туда, где могли бы танцевать?
– Это не так просто. Направления на эмиграцию выдаются случайным образом. Иначе дети тех, у кого есть связи, оседали бы на планетах вроде Каллерии и Эйнштейна, а людей безвестных и впавших в немилость высылали бы в Альпарту. Единственная сфера, где сохраняется абсолютная справедливость, – эмиграционная лотерея.
Натаниэлю в это не верилось, однако он держал язык за зубами. Теперь он намного лучше понимал, каким образом Империя поддерживает порядок в Нью-Августе.
– Вы теперь совсем не танцуете?
– Только в свободное время, в качестве хобби. Но довольно об этом.
Натаниэль погладил Сильвию по плечу, не зная, что еще может сделать.
Она отдернулась, коснулась его ладони и шагнула к следующему экспонату.
Весь остальной Зал скульптуры был словно в тумане. Натаниэль думал только о двух статуях – о человеке, вылупляющемся из скорлупы Терры, и о танцовщице.
Когда они вышли из Галереи, Сильвия остановилась и махнула рукой в сторону миниатюрного садика по пути к главному залу.
– А на Аккорде цветы похожи на наши?
– У нас их немного, в основном – на фруктовых деревьях. И все когда-то привезены с Терры.
Натаниэль надеялся, что Сильвия пропустит эти слова мимо ушей, хотя и знал, что будет иначе. Теперь ему предстояло объяснить, не впадая в научный педантизм, что биосфера Аккорда – продукт параллельной эволюции, и основные семейства растений напоминают скорее вечнозеленые голосеменные, нежели терранские лиственные деревья. По прошествии двух тысяч лет виды, импортированные с Терры, начали доминировать над автохтонной флорой Аккорда. Для сохранения баланса Институт разработал более стойкие сорта и гибриды, в результате чего в ряде случаев положение изменилось к обратному. Полностью аборигенная растительность сохранилась в сухих высокогорных степях, поскольку терранские кактусы и полевые травы завезены на планету не были. Теперь попробуйте это изложить популярно.
– Цветы – только на фруктовых деревьях?! Как интересно. Мы сидим взаперти из-за экологических проблем, а вы можете свободно гулять по всей планете, но там и посмотреть-то не на что?
– Ну, не совсем. Скажем, паличное дерево весьма живописно в сухой сезон, когда на нем распускаются листовидные отростки, окрашенные в желто-зеленую полоску.
– А как же цветы? Обычные цветы – они же такие красивые!
Натаниэль пожал плечами. Он сам любил смотреть на паличные деревья и весеннюю поросль в коррановых лесах – так же, как любой другой человек, – а большое разнообразие покрытосеменных его эстетических вкусов не ласкало.
– Может, в этом и дело, – задумчиво пробормотала Сильвия.
– Какое дело? – спросил эколитарий, разозлившись, сам не зная почему.
– А то, что вы не понимаете своей бедности, то, что черное с темно-зеленым так вам идет. Цветы и балет хорошо сочетаются с солнцем и открытым небом. Небо у вас есть, а цветов – нет. У нас же есть цветы. – Она обвела садик взглядом. – Впрочем, сейчас не время философствовать. Вам надо многое успеть увидеть до отлета, и едва ли вы задержитесь для осмотра города, когда закончите свои переговоры. А этого уже недолго ждать.
Она двинулась вперед.
– Теперь вам следует осмотреть Лабиринт Предателей.
Натаниэль подавил в себе желание спросить, почему она думает, будто до окончания переговоров осталось немного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74