Не знающий хорошо языка переводчик перелагает Овидия прозой, отчею мысль проясняется. Поскольку же у Леонардо своя Елена – из Анкиано, происходящая метаморфоза имеет для него особенную важность, и он огорчается ужасными следами времени, подобно невидимому огню, обугливающему снаружи и проникающему сквозь поры внутрь, пожирая всякую упитанность, и от этого кожа, прежде упругая и чистая, обвисает морщинами.
Направление и свойство ума, когда единственная родительница показывается окутанная метафорической тканью всевозможных величественных соображений, обрекает его обидной холодности и лишает участия в той простой жизни, которая людей, менее выдающихся, вознаграждает теплом и сердечностью. Вместе с тем если что наиболее важное перешло к Леонардо от Катерины, так это как раз amor fati – умение и способность подчиниться судьбе и терпеть все лишения.
В точности неизвестно, каким условием обязал себя Леонардо перед отъездом в Милан, но есть основания предполагать, что родственный договор касался возможной безвременной смерти Аккатабриги, необходимой тогда продажи имения, поскольку Катерине будет трудно управляться в одиночку, и последующего соединения с сыном на оставшиеся ее дни. Amor fati – умение или, лучше, желание подчиниться судьбе – может означать разное и быть направлено противоположно. Бедному крестьянину оно помогает безропотно изо дня в день шагать за плутом, не добиваясь какой-нибудь иной участи и принимая все, как есть; другому это могущественное amor приказывает, что попадается перед глазами, все переделывать; третий тянет лямку, воспитывая многочисленное потомство и помогая родственникам; четвертый запирает свой хлев, и отправляется на поле брани, и становится защитником отечества и советником королей, как Иоанна Французская или упоминавшийся Аттендоло из Котиньолы, получивший прозвание Сфорца. Говоря короче, amor fati бывает орудием всеобщей справедливости, но и ужасного произвола, толкающего людей на безумные и опасные поступки, огорчая их близких, не устающих лить слезы, когда такого человека внезапно как бы действием посторонней ему внешней силы обуревает жажда пространства и он задыхается от негодования при виде какой бы ни было изгороди или другого препятствия.
Летом 1476 года мессер Паоло Тосканелли, отвечая любознательности одного португальского дворянина, письменно разъяснил возможность морского путешествия в Индию кратчайшим путем, то есть на запад через Океан, Вместе с приложенной картой письмо однажды попало Христофору Колумбу, бросившему свое ремесло и отдавшемуся географии генуэзскому суконщику, побудив его к исполнению этого предприятия. Находясь в Португалии, он не сумел заручиться поддержкою короля, а был преследуем по вымышленному обвинению, бежал и, оставив жену и детей без помощи на чужбине, поселился в Испании, где всячески бедствовал. Но в конце концов Фортуна к нему оборотилась, и правившие совместно Изабелла и Фердинанд даровали ему звание дворянина и вице-короля земель и островов, какие он обнаружит на пути в Индию. Тогда Колумб снарядил корабли и отправился в путешествие, результаты которого известны.
Вместе с Паоло Тосканелли открытию Нового Света много способствовал другой флорентиец, живописец Паоло Учелло, потрудившийся в упорядочении науки перспективы, без чего невозможна истинная картография и тщетны все разговоры о достоинстве человека: новый свет первоначально освещает душу исследователя, и уже затем поднимается земля над горизонтом. Также путешественник сперва сам себя назначает королем и правителем области, границы которой перемещаются вместе с его кругозором, и где, приближаясь к их господину, вещи прибавляют в размере и достоинстве. Только при такой очередности назначенный вице-король будет пользоваться подобающей ему властью, а округлые жесты, когда он обводит рукою горизонт, будут оправданы его самочувствием. Таким образом, появляется жест, а позднее открытие.
Из третьего успешного плавания Колумб возвратился в цепях, как преступник: вместо награждения его отвели в тюрьму, и там знаменитому путешественнику пришлось доказывать свою невиновность. Но если принять как известное, что нет пророка в отечестве, неудивительно, что и и Италии с ним обошлись так же скверно и найденный им материк назван по имени флорентийца Америго Веспуччи, чем славе Христофора Колумба нанесен заметный ущерб. Не получилось ли здесь, что и с Вероккио, поскольку на подпруге коня, которого он поставил в Венеции, ясно читается другое имя – Алессандро Леопарди? Однако такими несправедливыми, жестокими способами все же делается кое-что важное и ясно показывается, что решительно никто не в состоянии действовать в одиночку.
В 1493 году поздней осенью – незадолго перед тем Колумб возвратился из третьего плавания в цепях, как преступник, – по распоряжению регента Моро сломали сарай в Корте Веккио или разбили бутылку, как тот выразился не без остроумия, и показали гостям другого Коня, настолько громадного, что его не решались стронуть с места, опасаясь какого-нибудь несчастья. А ведь Моро действовал не исключительно ради тщеславия, но верно угадывая, что носится в воздухе, то есть нетерпение к необычайному и переменам и некоторое всеобщее трепетание. Примерно то самое испытывал дельфийский оракул, известная Пифия, когда испарения ее одолевали; и если ей были препятствия высказаться, она двигала руками, разевала рот и покрывалась каплями пота. В таких случаях жрецы ее приподнимали вместе с треногою, на которой она помещалась над священным источником, и тут она говорила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154