Вой донесся снпружи и оборвал его мысли. Вроде и негромкий, звучал он низк
о, страшно, и Колька, жалевший поначалу, что не подвернулся дрын под руку, п
оучить тварь уму-разуму, вдруг засомневался, помогла ли бы ему самая толс
тая дубина. Пристрелить бы… Но с дробовиком на свидания ходить как-то не п
ринято.
Вой смолк.
Откуда же взялась такая здоровенная шавка?
Лиза словно прочитала его мысли. Сказала:
Ц Это она. Бабонька. Ц Голос звучал без всякого выражения.
Ц Натравила? А где держит? Почему не видел никто?
Лиза посмотрела на него странно. Впрочем, в сочащемся из узкой щели-бойни
цы лунном свете любой взгляд покажется странным. Сказала медленно, с наж
имом:
Ц ЭТО ОНА.
Тогда Колька понял. Сам он происходил из пришлых, закинутых в Сибирь вихр
ями конца двадцатых, и все равно, хоть и родился, хоть и вырос в Нефедовке, с
тояла на нем некая невидимая печать Ц чужак. Вроде жили все бок о бок, око
лица к околице, а разделение это на своих и чужих оставалось, и тянулось до
лгими десятилетиями Ц и кое о чем при нем просто не заговаривали.
Но он слышал, конечно, что бабушка-Ольховская считалась знающей. Слова «к
олдунья», «ведьма» в сибирской глубинке не приживались, говорили попрос
ту: та или тот знает. Чепуха, конечно. Предрассудки и мракобесие.
Коля сказал осторожно:
Ц Послушай, Лизанька… Это же сказки. Причем старые, не ко времени совсем.
Гагарин вон в космос летал, сказку былью сделал, а тут… Собака это, просто
здоровая. От охотников, видать, отстала. Ну, оголодала маленько, одичала…

Она, казалось, не слушала. Поднесла палец к губам Ц Колька замолчал. И тож
е услышал Ц что-то негромко скребется снаружи, у входа. Потом звук смолк,
как будто собака оценила крепость двери и задумалась о других способах п
опасть внутрь.
Лиза подняла взгляд. Он, машинально, тоже, но подумал почему-то совсем не п
ро Гагарина, сделавшего сказку былью, а про то, что крыша у омшанника прочн
ая, надежная, и сверху выложена толстым слоем дерна, и оттуда к ним не добе
рется ни собака, ни…
Ц Надо дождаться рассвета, Ц сказала Лиза. Ц Тогда она уйдет.
Слово «она», вроде бы применимое к кому угодно, прозвучало так, что сомнен
ий не оставалось: Лиза уверена, что снаружи совсем не собака. И уверенност
ь эта действовала заразительно. Не то чтобы Колька тоже поверил в эту чеп
уху, но… Но вспоминались ему вещи действительно странные. Например, как с
тарая Ольховская (свои называли ее Бабонькой) растила грибы. Да-да, именно
грибы. Именно растила. Шампиньоны, на четырех здоровенных грядках, вытян
увшихся не на огороде Ц а прямо на дворе, между домами-близнецами на подв
орье Ольховских… Грядки сплошняком были усеяны белыми ядреными шляпка
ми, но соседи смеялись (за глаза, понятно) Ц вокруг рыжиков да груздей хот
ь косой коси, а тут что за гриб? Ц поганка поганкой… Смеялись, пока Бабонь
ка не начала продавать урожай в Канске, поварам катящих по Транссибу ваг
онов-ресторанов… Когда выяснилось, что «поганки» приносят денег куда бо
льше, чем традиционное для Нефедовки бортничество да рыбалка на Кане Ц
последователей и подражателей нашлось множество. Чуть не на каждом подв
орье, в тенечке, поднялись высокие гряды из смеси земли и навоза… Да не тут
-то было. Грибным червям, успевающим в лесу опробовать отнюдь не каждый гр
иб, плотно растущие «шампиёны» нефедовцев пришлись как-то особенно по в
кусу. Урожаи оказались червивыми, до последнего грибочка. Какие уж тут ва
гоны-рестораны… У бабушки-Ольховской ни одного червивого гриба не было
…
Колька оборвал свои мысли. Ни при чем тут это. Эк, сравнил: какие-то черви и…
Мало ли какой секрет старуха знает. Но в голову невольно лезли воспомина
ния о других странностях, вроде и мелких, вроде по отдельности и объясним
ых, но… Скот, дохнувший (ветеринар клялся Ц от вполне законных и естестве
нных причин) Ц но почему-то лишь у недругов Бабоньки… Несчастные случаи
Ц топор слетит с топорища, коса рассечет ногу Ц происходящие опять же и
менно с ними. Вроде каждый в отдельности Ц вполне обычное дело, но все вме
сте…
Лиза сидела рядом и тоже думала Ц о чем-то своем. Потом словно решилась. В
стала с ним рядом на колени, склонилась, защекотав волосами Колькино лиц
о, заговорила быстрым, горячим, сбивчивым шепотом:
Ц Знаю, знаю, что ей от меня надо… Мне уже двадцать два… Двадцать два, Коле
нька! Ц но замужем мне не бывать, и вообще… я еще… Михаил Ц утонул, зачем,
ну зачем в Кан купаться полез, вода же ледяная… Сёма вроде сам уехал, но ви
дели его в Канске, рассказывали, Ц сам не свой, пьет каждый день, почернел
весь, старик стариком… Теперь вот это… Не подвернется ведь в другой раз р
ядом омшанника, Коленька… Так ли, этак, своего добьется…
Она говорила, говорила, нагибаясь все больше, и он почувствовал, как тороп
ливые пальцы расстегивают пуговицы на его рубашке, ниже, ниже, а потом ока
залось, что крови у него вытекло не так-то и много, что крови в жилах еще дос
таточно Ц и эта кровь вскипела, забурлила, и слова уже стали не нужны, все
было ясно и понятно без слов, и все было прекрасно… Но самый прекрасный, са
мый последний момент испортил вой за стеной, уже не приглушенный, Ц гром
огласный и яростный, терзающий уши…
…А потом она сказала странное и неожиданное:
Ц Теперь она тебя не убьет. Наверное. Теперь она убьет меня.
Голос Лизы звучал тускло. И. решимость, и фамильная властность куда-то исч
езли…
Он поднялся на ноги. С трудом Ц левая, стянутая жгутом, изрядно онемела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15