Колыванов потерял темп, крутнулся колесом Ц сбросить, стряхнуть с хвост
а помеху. Но тут же набежали остальные, вцепляясь мертвой хваткой повсюд
у: в бока, в загривок, в уши, в ноги (или все же в лапы?). Впрочем, в свалку полезл
и не все, лишь самые злобные и вязкие, притравленные по крупному и опасном
у зверю, Ц остальные, не меньше половины своры, поскуливая и повизгивая,
плотно сбились чуть поодаль…
Глаза заливала кровь, не то своя, не то чужая. Он бился молча, ворочаясь под
навалившимися со всех сторон телами, казавшимися ему слабыми и невесомы
ми. И как бывает порой в таких дурных снах, укусы узких щучьих щипцов борзы
х не причиняли ему почти никакого вреда Ц он не чувствовал боли, мышцы ра
ботали великолепно, словно и не терзали их острые собачьи клыки.
А противникам доставалось всерьез: то одна, то другая борзая вылетали из
кучи сплетенных тел Ц одни тут же бросались обратно, не обращая внимани
я на страшные раны и волоча за собой свисающие внутренности, другие оста
вались лежать на месте.
Он победил бы, он перебил бы их всех до единой, но по мягкой земле глухо заш
лепали копыта Ц наезжали охотники. Передний, явно среди них главный, оде
тый в роскошный, сверху донизу расшитый серебром охотничий кафтан, предо
стерегающе поднял руку:
Ц Мой!
Спутники послушно придержали коней, и главный, подъезжая, протянул уважи
тельно, с ударением на последнем слоге:
Ц Матеро-о-ой…
Но с седла не спрыгнул, не стал пытаться брать живым…
Колыванов видел все это урывками, не прекращая драки, но понял одно: надо у
бить, надо немедленно убить этого самого опасного Ц тогда остальные не
в счет, тогда они разбегутся или погибнут. Он изготовился прыгнуть, стрях
нуть борзых, стряхнуть пусть даже с кусками собственной плоти на зубах.
Охотник тоже выбирал удобный момент, свесившись с седла и перевернув пле
ть-камчу вверх тяжелым серебрянным шаром, венчавшим рукоять.
Колыванов успел первым, вывернувшись, выскользнув ужом из-под рычащей и
взвывающей груды; разминулся в полете с рассекшей воздух камчой и вонзил
клыки в расшитую серебром грудь… нет, попытался вонзить Ц неведомая си
ла отбросила его, отшвырнула без всякого видимого удара, ошеломив на мгн
овение резкой, пронзившей насквозь болью…
Собачьих зубов, впившихся в его тяжело рухнувшее тело, он опять не почувс
твовал Ц мгновенно, как каучуковый мячик, оттолкнулся от земли и от затр
ещавших под лапами (или все же ногами?) вражьих костей, взмыл в воздух, целя
сь в глотку, в беззащитную, не укрытую проклятым металлом глотку.
На этот раз охотник не оплошал: серебряный шар с маху вломился в висок Кол
ыванову Ц тот почувствовал, как гoлова с отвратительным хрустом разлета
ется на куски, и это было безумно больно.
…Осколки черепа с огромной скоростью неслись к разным концам Вселенной,
и каждый осколок беззвучно вопил от нестерпимой, ужасающей боли. Но что-т
о осталось, что-то осталось от Колыванова и на этой грешной земле, и это чт
о-то беспощадно вцепилось в горло врага, круша и разрывая мышцы, позвонки
, артерии…
Он торжествующе взвыл, победно и яростно, несмотря на разбитую голову и з
абивавшее кровавое месиво, Ц взвыл так, что шарахнулись в стороны вроде
ко всему привычные кони остальных охотников, а уцелевшие борзые начали п
ятиться, поджав хвосты, от залитого кровью места побоища.
Взвыл Ц и умер на самой высокой ноте своего победного воя.

Глава V

Разбудило его не солнце, как то обычно бывало. Комн
ату для спальни Колыванов выбрал так, чтобы окна выходили на юго-восток, ч
тобы первые лучи восходящего весеннего или летнего солнца падали первы
м делом на его кровать Ц был он “жаворонком”, обожал вставать рано, на зар
е, и часто дразнил засоней любившую поспать Катю…
Но сегодня солнце, напрочь затянутое тучами, к его пробуждению не имело н
и малейшего отношения Ц проснулся Колыванов от размеренных и болезнен
ных ударов по голове.
Это проклятый охотник никак не угомонится… что ему еще надо, он же убил ме
ня, совсем убил… и умер сам… Ц подумал Колыванов, просыпаясь; но уже в сле
дующую секунду сообразил, что и охотник, и разбитая им голова остались та
м, за гранью реальности, в диком и безумном сне…
Гулкие удары по голове, впрочем, никуда от этого понимания не исчезли, но п
осле шестого или седьмого он узнал их Ц старинные часы, это били старинн
ые напольные часы с маятником, в корпусе из резного дерева, стоявшие в спа
льне.
Но почему так много ударов? Утром их должно быть гораздо меньше… С этой мы
слью Колыванов открыл глаза.
С часами творилось что-то неладное. Во-первых, они стояли не на своем обыч
ном месте; во-вторых, продолжали бессмысленно и тупо отбивать непонятно
какое время Ц Колыванов сбился со счета, но был уверен, что с момента окон
чательного пробуждения прозвучало не менее двадцати гулких “бо-бомм!”.
Да и не одни часы, вся обстановка казалась странной, непривычной, чужой…

Он повернул голову, пытаясь оглядеться и разобраться, что же не так в окру
жающем мире, Ц голова откликнулась ломящей болью, а глаза уперлись в дер
евянную поверхность, секундой спустя опознанную как ножка кровати. Он ле
жал на полу. Понятно…
В памяти Колыванова всплывали события вчерашнего вечера: ужин и разгово
р у Горянина, внезапно застигнувший на пути к дому приступ застарелой бо
лезни, бутылка с дешевой водкой… Дальше воспоминания обрывались, никаки
х даже кусочков-обрывочков, только давешний сон, но и он быстро тускнел в
памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17