К поясу были пришиты плоские матерчатые мешочки, набитые золотыми и бумажными деньгами всех государств, где воевала дивизия «Адольф Гитлер», ювелирными изделиями, превращенными для компактности в комочки золота, и, наконец, золотыми и платиновыми мостами и коронками, которые вырывал этот тип изо рта своих жертв.
Среди монет были французские и бельгийские франки, австрийские шиллинги, датские кроны, югославские динары, наши царские пятерки и десятки, которые он бог весть где и как добыл, и, наконец, червонец петровских времен – массивная золотая монета, монета, которую он, по его собственному признанию, «организовал» в музее города Ржева. По этим деньгам можно было точно установить, где воевала его дивизия. Зубных коронок у него оказалось около ста двадцати, что говорило, хотя, разумеется, и не о полном, количестве его жертв. Поначалу, после того как. его приволокли в эту избу, он держался очень уверенно и начал с вопроса, будет ли сохранена ему жизнь, если он все расскажет. Но после того как с него содрали эти вериги и все добро было высыпано на стол, он даже завыл от жадности и страха.
– Вы нумизмат? – спросила его девушка-переводчица по просьбе Фадеева. Оказалось, что он даже не знает этого слова.
– Для чего же вы все это собирали?
Он даже брови поднял, пораженный наивностью такого вопроса.
– Разумеется, потому, что хотел весело пожить после войны. Все солдаты об этом мечтают.
Я помню, как переводчица, обычная русская девушка из института иностранных языков, успевшая уже за войну допросить многих пленных и ко многому привыкшая, брезгливо отпрянула:
– Какое чудовище! Какая гадость!
Фадеев – человек необыкновенно любознательный, на этот раз ничего не спрашивал и только старательно что-то записывал в блокнот, который обыкновенно никогда не вынимал. Хорошо помню, что тогда этот первый увиденный нами эсэсовец померещился нам даже не человеческим выродком, нет, а экземпляром какой-то новой, еще неизвестной зоологам породы зверей, сочетавшим в себе все худшие черты зоологического мира, лишь замаскированный человеческой оболочкой…
И вот перед судом штурмштафельн – эсэс – организация, в которой вырос этот человекоподобный зверь. Найдены, раскрыты ее тайные сейфы. В наушниках звучат отрывки из секретных документов, написанные ее атаманами. Их ровным голосом читают обвинители, со всей убедительностью доказывая, что экземпляр, так поразивший когда-то нас с Фадевым, это всего только рядовой, обычный экземпляр, какие в гитлеровском рейхе выводили сотнями, тысячами. Путем целой системы отбора и воспитания, путем систематического вытравливания человеческих черт и привычек и прививки всего худшего, что существует в животном мире, – кровожадности, хищности, злобы, хитрости. Так появлялись эсэсманы – люди в черной форме, без чувств чести, совести, без мыслей, без идей, без всего того, что отличает человека от хищного зверя. И на суде выяснилось на основе цитат из высказываний Гитлера, Гиммлера, Геббельса, что вот эти-то молодчики и являлись образцами «высшей нордической расы», по которым нацизм стремился перевоспитывать весь немецкий народ.
Эсэс были «орудием удара», как высокопарно называл их Гитлер и первый его подручный Гиммлер, в подчинении которого была эта черная гвардия. Перед ней стоял основной принцип: слепое повиновение. На этом принципе эсэсовцы воспитывались. И то, что нам с Фадеевым показалось таким омерзительным, – вериги убийцы, набитые монетами и золотыми коронками, в национал-социалистическом государстве осуществлялось в масштабе всей страны. На суде читались адресованные главарям эсэс директивы, в которых предписывавалось собирать в концентрационных лагерях зубные коронки, мосты, пломбы из драгоценного металла. Предписывалось, как вырывать все это из ртов мертвецов, как учитывать, хранить, сдавать в отделения рейхсбанков под опеку подсудимого Функа «это ценное имущество рейха».
Эсэсовцы были не только палачами, но и изобретателями всех аппаратов уничтожения и массовых убийств, практиковавшихся в лагерях. Все понятия о сути человеческих профессий в эсэс были перевернуты с ног на голову. Солдаты в концентрационных лагерях практиковались на истреблении женщин, стариков, детей. Врачи, призванные спасать больных и облегчать человеческие страдания, в своих тайных лабораториях разрабатывали средства массового отравления, ставили на людях изуверские опыты, обычно кончавшиеся умерщвлением. Инженеры-строители и инженеры-механики, облеченные •в черную форму, чертили проекты газовых камер, печей-крематориев, машин для дробления костей и других машин для прессования из размолотых костей и пепла туков для удобрения полей.
Один эсэсовец, кстати, в прошлом педагог, преподаватель гимнастики, изобрел машину для механического сечения, вернее засекания, людей, и выправил секретный патент на это изобретение. Причем машина эта действовала механически: сама обручами прижимала жертву к колоде, сама отсчитывала количество ударов, которое ей задавалось заранее.
Другой инженер-эсэсовец сделал заявку на аппарат для медленного вывертывания суставов. Рекламируя свое изобретение, он писал начальству, что, лежа в станке его аппарата, жертва может только кричать и будет не в силах оказать никакого даже самого маленького сопротивления, а приводящему приговор в исполнение не нужно тратить никаких физических усилий, а только двигать один рычажок.
Перед судом прошла модель и еще более страшной машины – газенвагена, этого автомобиля смерти, который был впервые опробован изобретателем у нас на юге и лишь после того, как были письменно запротоколированы «хорошие убедительные результаты», запущен в массовое производство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105