кулоны, браслеты, серьги, массивные портсигары, кольца, бриллиантовые колье, старинные золотые табакерки, украшенные финифтью и каменьями, перстни. Все это, рассыпавшись по зеленому сукну, загромоздило канцелярский стол. Молодой железнодорожник ещё раз дёрнул за концы мешка:
– Все! Пиши, папаша, расписку, что принял семнадцать килограммов золота и прочей драгоценной ерунды.
– И, будьте добры, поскорее, пожалуйста, – прижав пухлую старческую руку к борту кителя, попросил старший; и по манере надевать картуз, и по седой щёточке аккуратно подстриженных усов, и даже по пёстрому носовому платку, который он то и дело прикладывал ко лбу, в нем угадывался главный кондуктор. – Очень прошу, граждане, поскорее!
Митрофан Ильич и машинистка, поражённые, стояли у стола, молча глядя на груду сокровищ, остро сверкающую разноцветными огнями: он – со страхом, она – с детским любопытством.
– Откуда это у вас? – шопотом спросила девушка.
Ей никто не ответил.
– Пиши, папаша: принял семнадцать килограммов ценностей в разных штуковинах от главного кондуктора эшелона номер ноль один восемьсот десять Иннокентьева Егора Фёдоровича и от помощника машиниста Чёрного Мирко Осиповича. И всё.
Митрофан Ильич продолжал стоять в молчаливой растерянности.
– Я не имею права принять эти ценности, – наконец проговорил он. – Отделение эвакуировано, счета закрыты.
– А для чего же тебя здесь оставили? – вспылил молодой. – Для красы? Да тебя за саботаж в военное время… – Смуглый парень угрожающе наклонился через стол к кассиру, коричневатые белки его глаз угрожающе сверкали. – Весы есть?
Уж одно то, что мешок с драгоценностями находился в здании советского банка, а у стола стоял человек, всю жизнь имевший дело с огромными денежными суммами, золотом и «прочей ерундой», казалось молодому железнодорожнику достаточной гарантией сохранности этих богатств.
– Вешай и пиши расписку! – напирал он на Митрофана Ильича.
– Да спусти ты пары, сумасшедший! – остановил его пожилой. – Уж пожалуйста, примите ценности. Нельзя нам это у себя оставить, в банк сдать велено.
– Да поймите вы: не могу я, не могу… – начал сердиться старый кассир, но вдруг обрадовано воскликнул: – Ладно, приму! А вы нас с ней возьмите в свой эшелон. Приедем в тыл, вместе все и сдадим. А?
– Как же мы вас возьмём, мил человек? Разбомбили ж ведь нас, паровоз наш разбили. А другой то ли прорвётся, то ли нет: фашист уж на полотно снаряды кладёт… Пропасть же все это может вместе с нами. Вот беда-то в чем. – И он с надеждой уставился на Митрофана Ильича. – Как же быть? А?
Наступило тягостное молчание. Четыре человека стояли перед грудой лежавших на столе сокровищ, не зная, как им поступить.
Вдруг Митрофан Ильич встрепенулся, в глазах его засветилась робкая надежда. Он бросился к телефону. Может быть, ещё не эвакуировалось то учреждение, из которого он обычно в экстренных случаях вызывал вооружённых инкассаторов для перевозки и охраны в пути крупных банковских сумм и ценных бумаг? Может быть, их машины и люди ещё в городе? Даже наверняка ещё в городе! Тогда он уговорит инкассаторов немедленно вывезти ценности на восток. Как же это сразу не пришло ему в голову!
Чувствуя, как бешено колотится сердце, старший кассир снял дрожащей рукой телефонную трубку. Он страшно обрадовался, услышав знакомый шум и потрескиванье.
– Работает! – радостно вскричал он и, зажав ладонью микрофон, вкратце сообщил железнодорожникам, что он примет от них ценности, если ему пообещают, что за ними будет прислана машина с надлежащей охраной.
– Молодец, папаша! – услышал он возглас молодого.
В это мгновение до него донёсся далёкий знакомый голос: «Станция». Он поднял руку, призывая к молчанию, поспешно назвал номер, и номер сразу отозвался.
Кто-то устало, но спокойно спросил, откуда звонят и что надо.
– Ну, слава богу! – воскликнул Митрофан Ильич.
Он дважды повторил свою фамилию и должность, попросил немедленно выслать на машине людей для приёмки очень больших ценностей, внезапно поступивших в банк. Он шёпотом назвал предполагаемый вес сокровища.
В трубке удивлённо крякнули. Потом сказали, что выслать инкассаторов трудно, так как бой идёт уже на подступах к железнодорожной станции и все, кто мог, ушли на передовую. Митрофан Ильич снова назвал вес ценностей. На миг в трубке послышалось тяжёлое дыхание. Потом голос сказал:
– Хорошо, товарищ Корецкий. Раз такое чрезвычайное дело, людей пришлём.
– Принимать? – спросил старший кассир.
– Принимайте. Постарайтесь заготовить опись. Машина будет самое большее через четверть часа.
Тем временем Муся и смуглый парень – помощник машиниста – приволокли из буфета белые магазинные весы. Стряхнули с тарелок крошки, прикинули мешок, потом торопливо ссыпали в него ценности, положили на весы.
Пока они возились, главный кондуктор, все время вытиравший обильный пот, рассказал историю сокровища. Его бригада вела последний эшелон из Прибалтики. С поездом шёл почтовый вагон. Вражеские самолёты настигли поезд на подходе к городу. Среди других разбитых вагонов был и почтовый. В нем ехали два инкассатора. Они везли ценности рижской конторы Ювелирторга, которые должны были быть сданы в Госбанк. Один из инкассаторов был убит наповал; другой, когда люди из поездной бригады нашли его среди обломков, ещё дышал. Весь израненный, он удивлённо поводил вокруг глазами, точно не понимая, что с ним такое произошло. Потом, должно быть почувствовав, что умирает, он взглядом поманил к себе людей. Инкассатор сказал, что они везли сокровища на большую сумму. Кожаный мешок разорван, все разбросано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27