Теперь Икума сам решает развить в себе паранормальные способности, уходит в горы, практикует стояние под водопадами, но, явно переоценив свои возможности, заболевает легочным туберкулезом и отправляется на лечение в санаторий в Хаконэ. Психическое состояние Сидзуко становится хуже и хуже. Поддавшись на уговоры восьмилетней Садако, она соглашается уехать на родину в Сасикидзи, подальше от прессы и злых языков, но однажды, когда родственники ненадолго оставили ее одну, Сидзуко бросается в кратер вулкана Михара. Так была окончательно разрушена их семейная жизнь, и без того непрочная.

Две страницы факса они дочитали одновременно.
– Ненависть… – пробормотал Рюдзи.
– Ненависть?
– Ага. Представляешь, что чувствовала Садако, когда ее мать бросилась в кратер?
– Ненависть к газетчикам?
– Если бы только к газетчикам! Нет, это ненависть ко всему обществу, которое сначала их обхаживало, а когда ситуация изменилась, принялось усердно травить, пока вконец не разрушило семью. Садако с трех до десяти лет жила бок о бок с родителями, так ведь? Так что должна была кожей чувствовать, как меняется отношение к ним.
– И что? Неужели из-за этого нужно вот так… всех и вся без разбору атаковать…
Асакава начал оправдываться еще и потому, что, естественно, осознавал свою принадлежность к тем самым газетчикам. В глубине души он надеялся оправдаться… Нет, скорее вымаливал себе прощение: "Ну пойми, я ведь так же как и ты, критически отношусь к прессе со всеми ее болячками!"
– Что ты там брюзжишь?
– Что? – Асакава и не заметил, что говорит вслух, как будто бормочет заклинание или молитву.
– Смотри, теперь до некоторой степени мы можем расшифровать смысл видеоряда. Вулкан Михара – место самоубийства матери; если уж Садако предсказала его извержение, то наверняка у нее была сильная ментальная связь с этим местом. Следующая сцена, расплывчатый иероглиф яма – это, я полагаю, первое изображение, которое Садако еще в детстве сумела передать на расстояние.
– В детстве?
Асакава не мог понять, почему именно в детстве, а не в другое время.
– Точно, ей тогда было четыре или пять лет. Теперь сцена с игральными костями. Получается, что Садако присутствовала во время опыта, где матери предстояло отгадать выпавшие числа, и сильно волновалась за нее. Эй, погоди! Выходит, Садако отчетливо видела числа на костях внутри свинцового шара!
Действительно, ведь и Асакава и Рюдзи видели выпавшие числа "своими глазами". Ошибки тут быть не может.
– Ну и что?
– Так ведь ее мать Сидзуко не смогла их увидеть!
– Ну, не получилось у матери, а у дочери получилось, и что здесь удивительного?
– Ты сам посуди, Садако тогда было всего семь лет, а она уже обладала способностями, которые ее матери и не снились. Шутка ли, даже неосознанный мысленный импульс сотни человек ей был не помеха! Ты только подумай, она же на кинескоп изображение транслировала. Одно дело фотопленку засвечивать, но телевизор-то совсем по другому принципу изображение показывает. Там на экран нужно спроецировать пятьсот двадцать пять линий развертки, вот такой способ. И Садако это может. Тут нужна прямо-таки неимоверная сила.
Но Асакава все еще сомневался.
– Ну, если у нее такая силища, что же она тогда для профессора Миуры на фотопленку чего-нибудь посложнее не спроецировала?
– Ладно, считай что уел. Но подумай: ее мать Сидзуко обнародовала свои способности и потом всю жизнь мучилась. Кто же захочет родную дочь обрекать на такую же долю? Нет, она наверняка ей говорила: "Не выказывай своего дара, живи тихо, как все". И Садако свою силу сдерживала, вот и послала Миуре самое обычное ментальное фото.
Потом, оставшись в студии одна, Садако заинтересовалась телевизором, которые был тогда в диковинку, и решила попробовать на нем свои силы. Тайком, чтоб никто не увидел.
– А что за старуха в следующей сцене? – спросил Асакава.
– Сам не знаю. Но скорей всего, эту бабку Садако то ли во сне, то ли еще где видела – бормочет как заправская пророчица, да еще на старом диалекте. Ты тоже, поди, заметил: тут на острове говорят на почти стандартном языке. Старушенция-то дюже древняя. Может, еще в эпоху Камакура жила или, не ровен час, с самим Одзуну знакомство водила.
…Даасень ёгора мати те – "На будущий год рожать тебе…"
– А пророчество-то ее сбылось?
– Ага. Помнишь, сразу за ней идет сцена с мальчиком-младенцем. Я сначала грешным делом подумал, уж не Садако ли сын, но судя по этому факсу, тут что-то другое.
– Может, это тот, который умер четырех месяцев от рождения?
– Угу, я тоже так думаю.
– А что же тогда пророчество? Старуха-то, когда "те" говорит, явно к Садако обращается. Может, у Садако все-таки родила ребенка?
– Черт ее знает. Но если бабка наговорила, может, и родила.
– От кого?
– Я что, в постель к ней заглядывал? Кстати, с чего ты взял, что я все знаю-то? Я же так, предполагаю только.
Если у Садако действительно был ребенок, то чей, и что с ним сейчас?
Рюдзи неожиданно поднялся с татами, больно стукнувшись коленом о низкую столешницу.
– А я думаю, чего так жрать хочется, а времени-то вон уже сколько, чуть обед не прозевали. Асакава, подъем! Пошли куда-нибудь, поедим, – сказал он и тут же направился в прихожую, почесывая ушибленную коленку.
Есть Асакава не хотел, но решил сходить за компанию, да и было о чем поговорить. Была еще одна вещь, о которой Рюдзи просил его разузнать, но было совершенно непонятно, с какого бока к ней подойти, и вопрос "завис". Оставалось по-прежнему непонятным, что за мужчина появляется в конце видеоролика. Возможно, это был отец Садако – Хэйхатиро Икума, но слишком уж враждебной выглядела его фигура в глазах Садако.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73