— Вы любили когда-нибудь? — как будто подгадав момент, спросила Хана. Каору не знал, стоит ли рассказывать о Рэйко. Если бы Хана не задала этот вопрос, он, возможно, и промолчал бы.А раз уж разговор зашел о Рэйко, то, естественно, нельзя будет обойти и Рёдзи. Воспоминания о нем были не столько печальными, сколько болезненными. Каору со стыдом думал о том, как начинались их с Рэйко отношения. К тому же комната, где они сблизились, чем-то походила на ту, в которой он сейчас находился. В той, правда, через два больших окна лился внутрь яркий свет и была видна зелень во дворе. Однако цвет стен и размеры комнат были практически одинаковыми.Вряд ли стоило рассказывать Хане о том, какие отношения связывали их с Рэйко.Однако Каору выложил все как на духу. Хана с мрачным видом кивала, иногда казалось, что она не может поверить.— О нет, — приговаривала она. Когда Каору признался, что Рэйко носит его ребенка, лицо Ханы словно обледенело. — И этот ребенок родится?Каору не заметил того странного выражения, с которым был задан этот вопрос.— Разумеется, я хочу, чтобы он родился. Ради этого я сюда и приехал.Хана зажмурилась. Каору не расслышал, что она прошептала, ее губы двигались почти незаметно, но казалось, она произносила слова молитвы.В лишенной окон комнате с бежевыми стенами время можно было определить только по часам. Если верить им, наступила ночь четвертого дня. Когда Каору закончил рассказ о его и Рэйко ребенке, Хана остановила разговор.— Ну, на сегодня хватит.Медсестра собралась уходить. Она не могла свободно распоряжаться временем, но разговор прерывала всегда на подходящем месте.— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все до конца.Эта женщина, прежде казавшаяся ему девочкой, говорила с ним словно мать.Накрыв его руку своей, Хана на минуту задумалась и пошла к двери. Там она остановилась и, обернувшись, вышла в коридор.Дверь осталась открытой. А Каору не мог забыть, с каким выражением лица Хана слушала его рассказ. Он где-то уже видел это выражение.Человеческая мимика многообразна, но в схожих ситуациях люди выглядят одинаково. Например, когда радуются, услышав приятное известие, или когда собираются прыгнуть с высоты...Каору размышлял, о чем же думала Хана, покидая комнату.Внезапно в памяти всплыла запрятанная где-то в глубине сознания, но не забытая сцена.Ситуация оказалась очень похожей. Женщина, которая кивала пациенту, перед тем как выйти из комнаты, так же как и Хана сейчас, была одета в белый халат. Она тоже была медсестрой.Отцу удаляли опухоль из прямой кишки, и все шло успешно, на время его перевели в большую, четырехместную палату. Ее занимали только больные раком.Среди медсестер, заходивших в палату, одну пациенты особенно любили. Не особенно красивая, но не без очарования во взгляде, она была из тех женщин, что буквально лучатся положительными эмоциями. Она с сочувствием относилась к капризам пациентов и ни разу даже не скривилась. Отцу тоже нравилась эта медсестра, однажды он шутя шлепнул ее по заднице — так шлепают маленьких детей.Эта женщина вскоре ушла из больницы. Она уже два года была замужем, шел седьмой месяц ее беременности. Ей нужен был декретный отпуск на год.В последний день работы она пришла в палату к отцу попрощаться, в тот момент там был Каору. Через год она вернулась. В ответ на какие-то ее слова один из пациентов пошутил: «Вот ты вернулась, а он выписался».Двое оставшихся пациентов, кроме отца, говорили одно и то же. Кивая их не совсем уместным шуткам, медсестра, попрощавшись с каждым из них, вышла из комнаты.И так же, как это сделала Хана, покидая комнату, она обернулась. Каору поймал ее взгляд. Год спустя она вернулась, но с одним из четырех пациентов ей больше не встретиться. Вот о чем говорили ее глаза. Если бы пациента на самом деле выписали, встреча была бы возможной, но по ее лицу было понятно, что она переживает разлуку на всю жизнь.Совсем недавно стало известно, что у соседа отца метастазный рак из легких проник в мозг. А у пациента, который занимал эту кровать еще раньше, из-за рака простаты полностью удалили половые органы. У одного только Хидэюки еще оставались хоть какие-то жизненные силы, хотя и он все равно неуклонно приближался к неизбежной смерти.Так смотрят на обреченных... Аналогия была слишком явной. Почему Хана так на меня посмотрела? Каору забеспокоился и решил при первой же возможности расспросить ее.Однако больше он Хану не видел.На следующее утро в дверь, как обычно, постучали. Каору открыл, ожидая увидеть Хану, но перед ним оказался Эллиот. Его огромные ноги торчали впереди инвалидного кресла, руками он вращал колеса.Заметив, что Каору выглядит гораздо лучше, Эллиот одобрительно кивнул:— Как самочувствие?Каору был раздражен тем, что Эллиот упорно не желал отвечать на его вопросы. Прежде его успокаивало присутствие Ханы, но теперь, стоя перед Эллиотом, он готов был взорваться. Как самочувствие? Он шутит? Это все, что он может мне сказать? Силы ко мне, конечно, вернулись, но я весь на нервах. Так что чувствую себя не слишком хорошо. Каору с трудом сдержал приступ злобы и дрожащим голосом выдавил из себя:— Спасибо, хорошо.Эллиот уловил напряжение в его голосе. Он поднял обе руки, словно призывая Каору успокоиться:— Понимаю. Понимаю, что ты чувствуешь. Так что перейдем сразу к плану. Плану? Что еще за план и как он связан со мной? Каору нахмурился и подошел ближе к Эллиоту:— Прежде всего я хочу знать, что это за место и какие цели вы преследуете.Эллиот молитвенно сложил руки:— Сначала ты мне скажи...Каору молча слушал.— ...Ты веришь в Бога? — строго спросил Эллиот. 3 В комнате, куда Эллиот привел Каору, тоже не было окон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86