И там ничего не лежало — ниша была пуста.
Пока я туда не втиснулся. (Использовал полки как ступеньки лестницы. К счастью, они не обвалились. Так что, может, кто-то там, наверху, все же не забывает обо мне. )
Забравшись, я улегся на боку, опустил руку и прикрыл дверцы шкафа. Затем продвинулся назад до упора в стену.
Так я нашел свое идеальное укрытие.
Но оно было идеальным лишь с точки зрения надежности, но вовсе не удобства. С удобствами здесь был полный облом. Напомню, что я был совершенно голый, если не считать кроссовок «рибок» и моей коротенькой юбчонки-конни. А для такого места лучше всего подошел бы рабочий комбинезон. Или, еще лучше, один из тех огромных белых костюмов, которые носят рабочие химических предприятий на опасных производствах. Но все, что у меня было, так это голая кожа и юбочка. На меня тут же налипла паутина. Из темноты посыпались и зашныряли по ногам и спине пауки. Потом они поползли и по лицу. Наконец забрались и под юбку. Какая мерзость! От их прикосновения все тело покрылось гусиной кожей.
И я принялся шлепать и давить их как сумасшедший. Отвратительное ощущение. Слышать, как трещат их панцири и как растекаются по телу их кишки. Когда же ты пытаешься смахнуть мертвого паука с тела, он цепляется, как сопля. Иногда они прилипали к пальцам, и приходилось подолгу трясти рукой, чтобы от них избавиться.
Таким образом я занимался сокращением численности местной популяции пауков, пока меня искали. Если не считать производимой мною возни, единственным шумом были звуки, издаваемые вертолетом. Вероятно, было еще множество других звуков, но их просто не было слышно. Шум вертушки то замирал вдали, то вновь заглушал все вокруг своим ревом. Иногда мне казалось, что эта чертова штука сейчас сядет мне прямо на голову. Но она опять улетала вдаль.
Вертолет делал круги.
Все кружил, кружил и кружил. Хотя я и не мог его видеть, я прекрасно себе его представлял. Мысленно я видел, как он зависает в воздухе, все время шаря своим огромным белым лучом по скату холма и по зарослям в ложбине у его подножия, по усадьбам и дворам окрестных домов.
В поисках меня, одного меня.
От одного гула с ума можно было сойти.
Вероятно, к этому времени во всей округе не осталось ни одного спящего. Все, должно быть, высунулись из окон. Под рев сирен еще можно спать, но полицейский вертолет не в состоянии поднять только мертвого: разве что ты в стельку пьян или глухой как пень. К тому же если он все не улетает, а кружится и ревет над головой.
Если ты самый обыкновенный обыватель, тебя раздражает, что разбудили. Впрочем, даже больше — ты начинаешь волноваться. Потому что знаешь, на то есть причины. Догадываешься, что ловят преступника.
А это значит, что этот преступник сейчас где-то возле твоего дома.
Ты выглядываешь из окна. Просто посмотреть, как далеко от тебя этот вертолет Как далеко преследуемый. Тебе очень хочется увидеть, как он пробежит по двору в другом направлении — подальше от твоего дома. Надеешься, что он не попытается к тебе вломиться.
У тебя наверняка ползут мурашки по коже.
Но, черт побери, если ты тот, кого ищет вертолет?
Когда ты превращаешься в преследуемого, он перестает для тебя быть обычным полицейским вертолетом. Он становится похож на какого-то робота-монстра, на летающую тарелку, которую швыряет в тебя банда свихнувшихся придурков из космоса, настолько гнусных, что по сравнению с ними самые мерзкие гестаповские штучки выглядят проделками Мэри Поппинс — причем они точно знают, где ты, блин, прячешься.
Хотя я и забился в самый угол моей укромной норы на верху шкафа, куда прожектору никак не добраться, при каждом появлении вблизи вертолета я готов был сжаться в малюсенький комочек или даже вовсе исчезнуть куда-нибудь.
«Тебе не уйти от меня! Ты просто не сможешь этого сделать!»
Блин!
Что ни говори, но он чуть не довел меня до умопомешательства. Провалиться мне на этом месте, но ночка была еще та.
Когда по потолку неожиданно скользнул луч света, я решил, что вертолет таки до меня добрался.
Но как он сюда попал? — не отдавая себе отчета в нелепости этой мысли, подумал я.
Чуть не вскрикнул.
Но тут раздался чей-то голос:
— Думаешь, он в холодильнике?
— А ты бы прятался в холодильнике? — спросил его спутник.
— Ага. А почему бы и нет? В такую душную ночь. Спорим?
Один из них открыл морозильную камеру. Я понял по звуку.
— Эй, гляди! У них тут батончики «Дав»! — воскликнул тот, кто до этого сказал «спорим?».
— Не балуйся. — У него был такой суровый тон, словно ему было начхать на батончики «Дав».
Вертолет улетел в дальний конец своего круга, поэтому я мог слышать весь шум, который производили копы в этой конуре. Они наталкивались в темноте на разные предметы, под их ногами хрустел мусор и что-то дребезжало. Их портупеи облеплены Бог весть каким дерьмом. Идущий полицейский по звуку скорее напоминает лошадь под седлом, чем человека.
— Хочешь один? — спросил любитель батончиков «Дав».
— Нет. И ты лучше не трогай.
— Я возьму только один. Они гораздо вкуснее, чем эскимо... Кому придет в голову прятаться в стиральной машинке, Пэт!
— Нет? — Я услышал, как скрипнула крышка.
— Видишь? Что я тебе говорил.
— В таком освещении от морозильной камеры моли Бога, чтобы этот оборотень не продырявил тебе башку, Хэнк.
— У него нет оружия. Иначе бы он применил его к детям.
— Никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Лучше помолчим, а?
— Так ты точно не хочешь «Дав»?
— И в сушке нет. — Я услышал невнятное брюзжание.
— Я и без того мог бы тебе это сказать.
— А как же, ты, конечно, можешь говорить сколько тебе вздумается, только ты далеко не всегда прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124