Он выдвинул кресло и уселся спиной к бассейну. Поднес к губам чашку. Но вместо того, чтобы пить, он стал смотреть, как над темной поверхностью кофе вьется пар.Как описать это словами? – задумался он. Как сделать так, чтобы читатель увидел, как пар зависает над самой поверхностью кофе, так что ты едва различаешь его, а кофе подрагивает и блестит, и в нем отражается небо... как описать влажное тепло кофейного пара, которое чувствуешь на губе и носу, когда делаешь глоток?Он сделал глоток и заметил, что чувствует пар и внутри ноздрей тоже.Кофе был горячий и вкусный.Может быть, это вообще невозможно - описать это так, чтобы создать полное ощущение реальности. Но у Хемингуэя-то получалось. Боже мой, Хемингуэй. Пит поставил чашку на стол, взял «Праздник, который всегда с тобой», открыл на том месте, где лежала закладка, и начал читать. И уже очень скоро почувствовал запах дождя. Почувствовал, как ветер швыряет мелкие капли ему в лицо. Увидел, как косые струи дождя летят сквозь серое парижское утро. Как в лужах бурлят пузыри. Как вода растекается по тротуарам.Этот парень умел писать, подумал Пит.Так больше никто не умеет писать, чтобы сцена, написанная словами, казалась настолько реальной.Пит прочитал всего пару абзацев, и ему уже захотелось в Париж. Причем именно в такой день, когда на улице идет дождь. Ему захотелось прогуляться под дождем, а потом зайти в кафе, сесть за столик и писать.Хотя мне и здесь неплохо, подумал он, оглянувшись на бассейн и на холм за ним. Мне нужно писать, а не читать. Но и читать тоже нужно, сказал он себе. Особенно такие великие книги. Чтобы знать, как все это должно читаться, когда оно сделано правильно.Он стал читать дальше.Чтение приводило его в восторг и в то же время навевало печаль. Не то чтобы слишком тяжелую, но тем не менее... Он не понимал, в чем дело, но думал, что эта странная грусть как-то связана с его желанием быть там – на месте действия. Не только читать об этом, но и жить этим тоже. Он понимал, что это невозможно, и, наверное, поэтому ему было грустно.Такое с ним часто случалось, когда он читал Хемингуэя.Ему до боли хотелось быть там. Ему хотелось быть Хемингуэем и сидеть в парижском кафе. Быть Ником Адамсом и сделать привал у костра близ ручья в чаще. Быть Робертом Джорданом и голым лежать в спальном мешке вместе с Марией. Быть Гэри Морганом и нестись на арендованном катере по водам Ки-Уэст тихим ранним утром, когда вокруг не слышно ни звука, кроме шума мотора и криков чаек.В случае с Хемингуэем такие желания проявлялись особенно сильно. И еще. Когда Пит читал Хемингуэя, ему хотелось писать самому. И писать так же классно. Господи, это надо уметь – так воздействовать на людей! Но он знал, что ему нечего и надеяться писать так, как писал Хемингуэй. И от этого тоже ему становилось грустно.Но мне никто не мешает хотя бы попробовать, сказал он себе.Потом до него дошло, что его глаза просто скользят по строчкам, но он не вникает в смысл. Он не читает, а думает о своем. Мечтает.Пит взял чашку с кофе.Он поднес ее ко рту, но от пара уже не осталось и следа. Темная поверхность кофе по-прежнему дрожала и отражала небо, но теперь Пит увидел тонкие радужные разводы. Как будто в кофе капнули немного бензина. Он сделал вывод, что это было масло от кофейных зерен.Он так надеялся.Вид был не очень-то аппетитный. Но все равно. Это нужно было запомнить, чтобы когда-нибудь потом использовать в работе.Нужно записать это в блокнот, пока не забылось, подумал он.Но настроения возиться с блокнотом не было. Сейчас Питу хотелось работать над романом.Он отхлебнул кофе, который практически остыл и потерял весь свой вкус, и поставил чашку на стол.Может, лучше его вылить и сварить новый, подумал он. Принести сюда книгу и попробовать что-нибудь написать.Он взял чашку и пошел на кухню. Вылил остатки кофе в раковину, поставил чашку на стол и побежал в свою спальню.Темные очки лежали на шкафу. Он надел их сразу, чтобы потом опять не забыть. Из-за темных стекол в комнате стало темно. Он снял очки и заткнул их дужкой за резинку плавок.Потом подошел к письменному столу. Роман, над которым он сейчас работал, был записан уже в двух тетрадях, спрятанных под стопкой бумаг на дне нижнего ящика. Он вытащил их, задвинул ящик, достал из другого ящика шариковую ручку. Сунул ручку под резинку плавок, рядом с очками, и вернулся на кухню.Там он наполнил чашку свежим, горячим кофе из кофеварки.С чашкой в одной руке и тетрадями в другой Пит поспешил обратно в патио. Когда он поставил чашку на стол и положил рядом тетради, он уже весь дрожал от приятного предвкушения.Такое случалось не всякий раз, когда он начинал писать, но иногда все же случалось. Особенно если до этого он читал что-нибудь очень хорошее.Он начал медленно садиться, но остановился, когда почувствовал в плавках очки и ручку. Он вынул их, бросил ручку на столик, надел очки и плюхнулся в кресло.Он открыл ЧАСТЬ 2, пролистал несколько страниц и нашел то место, докуда успел написать. Это были две первые страницы очередной главы. Он вернулся к самому началу главы и стал внимательно читать."– Как ты думаешь, кто это? – с дрожью в голосе спросила Шена. Ральф стрельнул глазами в зеркало заднего вида. Фары машины, едущей за ними, заставили его зажмуриться". Пит нахмурился.Фары. Машины.Как-то это нехорошо, два родительных падежа подряд.Один надо убрать. Или хотя бы убрать одно "ы".– Ага! – сказал он.Он вписал перед «фары» «блеск», а «машины» вычеркнул и поставил после «ними». ...блеск фар едущей за ними машины заставил его зажмуриться. Неплохо, решил он и стал читать дальше."– Не знаю, но он сидит у нас на хвосте уже десять миль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105