Велись сразу несколько войн. Ребята из одного колледжа (юная прислуга, дети слуг и Лайра) шли войной на ребят из другого. Однажды дети из колледжа Гэйбрила захватили Лайру в плен, и Роджер с друзьями: Хью Ловатом и Саймоном Парслоу совершили налет, чтобы выручить ее, пробравшись по пути в сад Регента и насобирав по пригоршне твердых как камень слив, чтобы кидаться ими в похитителей. В Оксфорде было двадцать четыре колледжа, которые постоянно объединялись друг с другом, или друг друга предавали. Но вражда между колледжами была забыта, как только на колледжских ребят стали нападать городские: и тогда все дети из колледжей собрались в одну шайку и пошли на битву с городскими. История этой глубокой вражды, приносящей огромное удовлетворение, насчитывала сотни лет.
Но даже она была забыта, когда появилась новая угроза. Это был постоянный враг: дети рабочих с кирпичного завода, которые жили у глиняных пустырей и были презираемы как колледжскими, так и городскими. В прошлом году Лайра и несколько городских ребят объявили временное перемирие и совершили вылазку на глиняный пустырь, забросав детей каменщиков кусками сырой глины и разрушив мягкий замок, который те соорудили, а затем несколько раз вываляв их в вязкой массе, которая была источником их пропитания, пока обе стороны – и побежденные, и победители – не стали похожими на толпу дико визжащих големов.
Другие враги появлялись сезонно. Семьи бродяжников, жившие в баржах на канале, приезжали на время весенней и осенней ярмарок, и, как никто другой, подходили для войнушек. В частности, была семья из городка, называемого Джерико, которая постоянно возвращалась на швартовку в эту часть города, и с которой Лайра враждовала с тех пор, как смогла бросить свой первый камень. Когда в прошлый раз они были в Оксфорде, она с Роджером и несколькими ребятами из колледжей Джордан и Святого Михаила устроила им засаду и забрасывала грязью их маленькую лодку, пока вся семья не вышла их прогонять. И в этот момент на лодку нагрянула резервная бригада под предводительством Лайры и отвязала ее от берега, пустив плыть вниз по течению канала, натыкаясь на все остальные суда, пока группа захвата Лайры искала пробку. Лайра твердо верила, что эта пробка должна где-то быть. Если бы они ее нашли и вытащили, как убеждала всех Лайра, лодка бы сразу затонула; но пробка не нашлась, и когда бродяжники поймали кораблик, они вынуждены были покинуть захваченное судно и, шумно радуясь, ускользнуть узкими улочками Джерико.
Это был мир Лайры и ее развлечения. В большинстве случаев она оказывалась жадным маленьким дикарем. Но у нее всегда было смутное ощущение, что это не весь ее мир; и та ее часть, которая это чувствовала, жила в согласии с той атмосферой величия и соблюдения всех ритуалов, которая царила в колледже Джордан; и еще где-то в ее жизни была какая-то связь с политикой большого мира, которую олицетворял собой лорд Азраэль. И она использовала это знание по-своему, напуская на себя манерность и важничая перед остальными ребятами. С ней никогда не случалось странных вещей, которые заставили бы ее попытаться выяснить больше.
Так она проводила свое детство – как полудикий котенок. Единственное разнообразие в ее жизнь вносили редкие визиты лорда Азраэля. Таким богатым и сильным дядей можно было похвастаться, но неизменной ценой этого хвастовства было то, что ее непременно излавливал самый поворотливый из Мудрецов и отправлял к Экономке, чтобы умыть и одеть в чистое платье, затем ее препровождали (с кучей угроз) в Главную Гостиную на чаепитие с лордом Азраэлем и несколькими старшими Мудрецами. В такие минуты она боялась попадаться на глаза Роджеру Как-то раз он увидел ее и начал дико хохотать над ее рюшечками и оборочками. Она ответила потоком пронзительной отборной ругани, шокировав несчастного Мудреца, которому выпало ее сопровождать, а в Главной Гостиной она демонстративно лежала в кресле, пока Мастер резким тоном не велел ей сесть, и тогда она сердито таращилась на них, пока Капеллан не рассмеялся.
Кроме этого нелепого случая, официальные визиты всегда были одинаковы. После чаепития Мастер и остальные приглашенные Мудрецы оставляли Лайру наедине с дядей, а он велел ей встать перед ним и рассказывать, что она успела выучить со времени его последнего визита. И она начинала мямлить, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из геометрии, арабского языка и истории ямтарологии, а он сидел, откинувшись в кресле, положив лодыжку одной ноги на колено другой, с непроницаемым взглядом, пока ее слова не затихали.
В прошлом году, перед своей экспедицией на Север, он удосужился спросить:
– А как же ты проводишь свое оставшееся после прилежной учебы время?
Она пробормотала:
– Я просто играю. Ну, в колледже. Просто… играю, правда.
А он ответил:
– Дай-ка мне взглянуть на твои руки, детка.
Она протянула руки на проверку, он взял их и перевернул, чтобы посмотреть на ногти. Рядом с ним на ковре неподвижно, как сфинкс, лежала его демон, изредка взмахивая хвостом и, не мигая, пристально смотрела на Лайру.
– Грязные, – сказал лорд Азраэль, отодвигая ее руки. – Разве тебя здесь не заставляют мыться?
– Заставляют, – ответила она. – Но ведь у Капеллана тоже грязные ногти! Даже грязней чем у меня.
– Он ученый. А у тебя какое оправдание?
– Я могла испачкать их уже после того, как вымыла.
– И где же ты играешь, что так их пачкаешь?
Она глянула на него с подозрением. Она знала, что лазить на крышу нельзя, хотя ей никто этого никогда и не говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19