Устройство можно бы снабдить могучим языком, приводимым в движение храповиком, после чего оно заговорит, застонет, снова и снова взывая со своими неумолимыми вопросами к звездным далям. Уильям очень явственно представлял себе это. Иллюстрации к его рассказу впитают в себя смесь мистицизма и науки — мчащийся по небу с булавочными проколами звезд корабль с ротором, приводимым во вращение машиной Иеронимуса, чем-то схожей с вращающимися со всех сторон созвездиями. Тут же и Господь Бог — а почему бы и нет? — выглядывает из-за облаков, приложив ладони рупором ко рту и выкрикивает кристально-ясные ответы на неумолимые вопросы.Усилием воли Уильям заставил себя вернуться к чертежам. Если Земля в ближайшую неделю не развалится на части, потом у него найдется достаточно времени для литературных услад. Сейчас не музы, а машина была первой необходимостью. Уильям поднял голову и принялся рассматривать мышей, суетящихся в клетке прямо перед ним, потом повернулся к выводку, который с самого начала соседствовал с аксолотлем. Обрывки распашонки сохранились только на одной из мышей. Но в конце концов это была не их вина, а его. Не стоило ожидать, что зачатки цивилизации привьются грызунам за один день. С ними нужно было работать.«Насколько мала может быть такая машина?» — внезапно подумал он. Если совместить идеи антигравитации Гила с принципами устройства Иеронимуса, то, снабдив ею, скажем, мышь, вероятно, можно получить очень интересные результаты. Такова уж природа науки — одна идея цепляется за другую, и их цепочка уходит в бесконечность; эти связи обязательно будут рваться, но бестрепетные пионеры, топающие в своих жестяных башмаках к восходящему солнцу, всякий раз будут их выковывать заново.Дверь сарая открылась, и в нее заглянул Джим.— Почему ты не в школе? — спросил сына Уильям, бросая взгляд на часы.— Сегодня суббота. — Уильям кивнул.— Да, верно. А где дядя Эдвард — все еще спит?— Нет, — отозвался Джим, — поехал в Гавиоту вместе с профессором Лазарелом — они собираются поработать с батисферой.— Напрасная трата времени. Без Гила все равно ничего не получится. Боюсь, Джим, твой друг здесь — решающий фактор.Джим кивнул. По всему так и выходило. После погони за грузовичком мороженщика дядя Эдвард мучился — ему не давала покоя какая-то важная мысль, которую он никак не мог ухватить за хвост. Все это время он не находил себе места.Уильям тоже ощущал нечто подобное, ему не давало покоя нечто, связанное с исчезновением Ашблесса в канализационном подземелье, причем Эдвард каким-то боком тоже был в этом замешан. Он принялся шаг за шагом вспоминать события их последней операции, похищения Гила. Представил себе объемистый зад профессора Лазарела, выбирающегося через люк на дневной свет, и отчетливо услышал крики удивленных детишек. Уильям хорошо помнил выражение лица Эдварда, когда он откинул ковер и перед ними предстал подвал с круглым бассейном посередине, помнил их поспешное бегство обратно в подземелье от улюлюкающей за окнами толпы: уходящая в бесконечность темнота тоннеля, три железные скобы в бетонной стене под опускной дверью — три точно такие же скобы на противоположной стороне тоннеля, под другой, второй опускной дверью. Уильям потрясенно замер и несколько секунд сидел без движения, не в силах думать из страха перед тем, что возникшая у него столь внезапно уверенность может так же внезапно исчезнуть. Но все осталось на своих местах. Вот оно — то самое, что не давало покоя и Эдварду, — вторая дверь в противоположной стене тоннеля, о которой они в пылу бегства просто забыли. Эта дверь объясняла таинственное исчезновение Ашблесса. Теперь сомнений в этом не было. И если только Уильям не совсем выжил из ума, эта дверь объясняла и многое другое.Тоннель по спирали уходил в темную и тихую глубину. Заливая стены густым желтым сиянием, лучи фонарей их шахтерских шлемов освещали дорогу. Уильям захватил с собой мощный фонарь, добытый еще в лечебнице, и в самых темных и извилистых местах включал и его, для верности. Укрепленный на каменной стене железный поручень, начавшийся сразу за второй опускной дверью, через несколько сотен футов вдруг пропал, но потом появился снова, уже совершенно заржавленный и покрытый отслаивающимися под руками коричневыми чешуйками.На какую глубину они спустились под землю, сказать было невозможно. Из-за темноты и тишины Уильяму казалось, что они находятся здесь уже несколько часов. Неожиданно тоннель открылся в грот, такой огромный, что даже луч мощного фонаря не мог осветить его дальние стены. Дорожка сузилась, ее левая сторона обрывалась в пустоту, а еще через несколько шагов под ногами появились ступеньки, вырубленные прямо в камне утеса. Откуда-то снизу доносился несомненный плеск воды — но не шум течения подземной реки, а шелест мелких волн о каменистый берег.Уильям начал осторожно спускаться по ступенькам. В снах ему не раз приходилось оказываться в таком положении — ступив на крутой склон, он делал несколько шагов, поскальзывался, несколько мучительных мгновений пытался восстановить равновесие, уже зная, что все пропало, после чего летел в бездну. Вспомнив об этом, он покрылся холодным потом. Единственное, что позволяло ему сейчас держать себя в руках, было присутствие Джима. В своих снах он всегда был один.Пахло туманом и затхлостью, стоячей морской водой, гниющими водорослями подземных морей капитана Фрэнка Пен-Сне. Неожиданный всплеск в темноте внизу неподалеку заставил Уильяма прижаться спиной к стене.— Выключи фонарь, — прошипел он Джиму. Повторять приказ не пришлось — вокруг мгновенно стало темно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116