Однако силы неожиданно оставили его. Он едва держался на ногах. О том, чтобы карабкаться на забор, и речи быть не могло. Забыв о сачке, он направился к воротам. На Джима накатило ощущение безысходности. Вот-вот должен был послышаться нарастающий вой неизменных сирен, предвестник появления белой машины. Его душили отчаяние и яростная злоба — на отца, на миссис Пембли, на себя самого. Отец шел к дому страшно медленно, как человек, не имеющий определенной цели.Уильям добрался до заднего двора, остановился там и, покачиваясь, оглянулся, потом лег на траву и, откинув деревянный щит, принялся протискиваться под дом. Эдвард, все еще с аксолотлем в руках, пытался слабым голосом увещевать своего шурина. Ноги Уильяма примерно секунд десять торчали из-под дома, словно ноги раздавленной Злой Волшебницы Гингемы. Потом втянулись в темноту. Сразу же вслед за этим ветер принес отдаленный вой сирен.Мягкая пыль под домом была прохладной на ощупь. Она копилась здесь вот уже скоро пятьдесят лет. Она понятия не имела о дуновениях вечернего воздуха под крыльями огромной птицы. Она была равнодушна к ходу истории, к теории цивилизации и к людским страданиям. Уильям лежал на боку, прижавшись щекой к ладони, которая утопала в мягкой пыли. Он слышал глухие звуки, доносящиеся из-под земли — прямо сквозь ладонь. И вспомнил о том, как обитавшие на Великих Равнинах индейцы, преследуя стада бизонов, слушали прерию, прикладывая ухо к земле, а потом вспомнил себя самого сорок лет назад: он тогда слушал горячие стальные рельсы и воображал далекие экспрессы, неудержимо и яростно мчащиеся к неведомым и экзотическим пунктам назначения.Сейчас же ему представлялось, что где-то глубоко внизу он слышит приглушенный надсадный рокот — эхо могучих водопадов, переливающихся из одной подземной пещеры в другую, или скрежет вращающихся челюстей левиафана, прогрызающего себе путь в земной коре где-то далеко, в нескольких милях внизу.Уильям почувствовал, что засыпает. Сегодня был длинный день. День, овеянный вдохновением теории цивилизации. У Уильяма был свой взгляд на философию вещей, он верил, что разделенные фрагменты и детали часто несут в себе нечто гораздо большее, чем сложенные вместе. Пальто для мыши, распашонка для аксолотля, штанишки для крота — так шаг за шагом наука приблизится к знаменательному дню, когда провозгласит конец дикости и приход цивилизации. Он без устали раскрывает чужие козни, рушит каверзные планы, однако истина от этого не становится яснее, а более того — ускользает от него все дальше. В чем причина? Узнать правду — значит разрушить порядок вещей. Знание не есть связующий материал, крепостная стена порядка на пути хаоса; это множащиеся мельчайшие трещины, разбегающиеся в тысячах направлений, постоянно грозящие развалить нашу веру на невосстановимые части. Подобное не укладывалось у Уильяма в голове. Это было слишком сложно для его понимания.— Если ты считаешь, что все понял, — сказал он вслух, — то прими мои поздравления.— Понял что? — спросил голос в нескольких дюймах от его уха. Кто-то потряс его за ногу. — Давай вылезай.Уильям открыл глаза, но не сумел рассмотреть ничего, кроме сгорбленной тени — силуэта существа, явившегося из преисподней мучить его. Вокруг стало темно и холодно. Правая нога Уильяма совершенно потеряла чувствительность.— Вот умница, — сказала Уильяму разбудившая его тень. Уильям снова провалился в сон.Сквозь дрему он почувствовал, как скользит в пыли на боку, словно змея. Это скольжение стало частью его чудесного сна, который тянулся целую вечность, приятно переплетенный с далекими тихими голосами, хлопающими дверями и прочим, в тихом и покойном отрыве от переживаний внешнего мира.Эдвард ничего не понимал. Все это время он занимался своим делом, обычным и нормальным: возился с мышами, изучал тропических рыб, устраивал встречи ньютонианцев, чтобы был повод приятно выкурить трубку за обсуждением интересных проектов путешествия к центру Земли. И где-то среди этой ясной и выверенной цепочки — где именно, он не знал и сам, — ступил ногой в трясину беспорядка и досады. «Да, именно», — решил он. Все не так просто, как кажется. Уильям был совершенно прав.Бедный Уильям. Его снова увезли. Это уже начинало надоедать — пора положить конец этим увозам. Это будет непросто, но он что-нибудь придумает, переедет с Уильямом куда-нибудь. В последние дни события ускорились. Факты и связи, еще вчера незаметные, сегодня обретали вещественность и пугали. Он начал подозрительно оборачиваться вслед незнакомым и скорее всего совершенно безвредным людям, улыбнувшимся ему, или равнодушным к нему, или взглянувшим на него из-под странных темных очков. Два дня назад он шел по бульвару Лонг-Бич к «Книжному развалу» и встретил женщину с картонной коробкой на голове. Это была коробка из-под карамельных батончиков «Баттерфингер» — их туда влезало, наверное, с дюжину. Картонку удерживала на взлохмаченной голове женщины тонкая эластичная резинка. Предусмотрительная дама не хотела, чтобы головной убор сыграл с ней злую шутку, позволив ветру унести себя. Она поработала над своей коробкой — прорезала маленькие дырочки, добыла примерно фут эластичной резинки, продела в дырочки и крепко завязала ее концы. По каким-то необъяснимым причинам эта женщина показалась Эдварду подозрительной. Почти сразу же он задался вопросом: а кто из них двоих больший сумасшедший? И успокоился, напомнив себе, что настоящий безумец не осознает свое безумие, не ведает того, что уже переступил черту. В один прекрасный день он проснется, и готово — он уже по другую сторону, в смежном мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116