В правой руке он все еще сжимал фонарик — легкое, смехотворное оружие. Ждать в полной темноте он больше не мог. Внезапно он понял, что вообще не вынесет больше темноту. Но если он сейчас включит свет и снова увидит то, что, как ему показалось, видел недавно… Медленно поднявшись, он занес правую руку над головой. Он представил себе цепкие руки, хватающие его за запястья из-за спины, и издевательский смех доктора. Хуже того — эти руки запросто могли вцепиться ему в горло.Уильям щелкнул выключателем и зажег фонарь. Конус желтого света рванулся вперед, не высветив ничего. Впереди в трубе тоннеля лежала безмолвная непроглядная мгла. Где-то наверху, над головой прошуршал шинами автомобиль — дружелюбный, настоящий звук, на мгновение овеществивший бесплотную тьму пустой подземной ночи. Как далеко от него ближайший канализационный люк, который сейчас необходимо было разыскать в первую очередь, Уильям не знал. Черт с ним, с неуклюжим спальным мешком — не жалко. Он его бросит. Все равно уже почти четыре утра. Теперь у него одна дорога — прямиком на Пало-Верде.«А что если Фростикос прячется где-то впереди?» — внезапно похолодев, подумал он. Обошел его кругом и стоит в темноте, высматривает его и улыбается своей леденящей кровь улыбкой. Сбросив с плеча рюкзак, Уильям сорвал шлем, резко повернулся и метнул его прямо вперед, в темноту, целясь в пустоту на уровне головы. Если там кто-то есть… Но никого не было. Шлем с грохотом запрыгал по бетону и, шлепнувшись в лужу, остановился за пределами круга света. Споро забросив рюкзак за плечи, Уильям уже торопился следом за шлемом. Больше он не станет оборачиваться, черта с два. Даже если Фростикос в десяти шагах за ним или перед ним, ему теперь наплевать. Его либо поймают, либо нет.Первый канализационный люк над головой он заметил уже слишком поздно и, не сбавляя хода, пробежал под ним дальше. И возвращаться не стал. Это не последний люк на его пути. Но и следующим люком он не воспользовался и пробежал мимо, не потому что заметил его поздно, а потому что набрал к тому времени хороший ход. Страх придал ему сил и выносливости. Стоит начать карабкаться к люку — его немедленно схватят. Но даже если он сумеет выбраться на поверхность, бежать дальше придется по пустынным в четыре утра незнакомым улицам. Его задержат через десять минут. А если он будет прятаться по кустам от каждого проезжающего мимо автомобиля или сбавит темп до трусцы, прикинувшись страдающим бессонницей любителем пробежек, то никогда не доберется до Пало-Верде.Батисфера не может ждать. Его жизнь пойдет коту под хвост. Останется только сдаться, подумал он, а это означает неизбежное возвращение в лечебницу, где судьба его будет предрешена. Но он доберется до Пало-Верде, даже если ему всю дорогу придется бежать. Господи Боже, да лучше пускай он погибнет по дороге. Представить точно свою смерть он не мог, но знал, что будет сражаться до последнего и задаст своим врагам жару. Это уж наверняка.На бегу он порылся в рюкзаке и достал компас. Сейчас он под бульваром Готорн и продвигается прямо на юг, точно к береговому скоростному шоссе. Внезапно к топоту его собственных подошв по бетонному полу присоединился еще один звук, чужой, звук погони. Сомнений быть не могло. Необходимо было остановиться, чтобы убедиться до конца, если только бегущий за ним следом не остановится тоже. Хотя остановиться можно позже. Все равно через минуту-другую это придется сделать. Но тогда он будет на целую милю ближе к цели, чем бы это ему ни грозило. И эта остановка не будет означать, что он сдался без боя. Он нападет первым.Он будет бежать до тех пор, пока не почувствует, что ноги отказываются нести его. Тогда, напрягая последние силы, он повернется и что есть духу ринется обратно — неприятелю навстречу, используя эффект неожиданности. Он разобьет ему голову фонарем… выбьет зубы. Выпростав правую руку из лямки, он перекинул рюкзак на левое плечо, затем, не останавливаясь, вытащил из кармана и раскрыл перочинный нож. Если у Фростикоса есть в жилах кровь, скоро он узнает, какого она цвета.Он задыхался; каждый новый вдох давался все труднее. Через минуту-другую он свалится без сил. Батареи в фонаре садились, свет его сделался тускло-желтым и разгорался лишь ненадолго, если потрясти фонарь. В темноте, совершенно выдохшийся, он сделается легкой добычей. Пора. Уильям остановился и хотел развернуться, но пошатнулся, и поворот вышел медленным и неуклюжим, а еще через несколько шагов он понял, что его легкие вот-вот взорвутся. Он оступился и, шатаясь, долго не мог восстановить равновесие, потом остановился, вскинул фонарик и, изготовив нож, направил его тускнеющий луч в темноту, откуда пришел. Ощущая, как страх все больше завладевает им, он ждал, но из темноты ничего не появлялось.Наконец он повернулся и, спотыкаясь, снова двинулся вперед. Как только он переведет дух, решил он, то снова побежит. Но и через десять минут он все еще медленно шел, горько сожалея о том, что, пролежав два часа в спальном мешке, не спал, а таращил глаза в темноту и ни капли не отдохнул. Фонарик совсем сдал и мог погаснуть в любой момент. Уильям встряхнул фонарик, оживив его немного, понимая, что очень скоро должен будет остановиться и заменить иссякшие батареи свежими, купленными на Спринг-стрит. Что будет означать минуту, а может быть и больше, полной темноты. А кто даст ему гарантию, что он сразу засунет батарейки в фонарик тем концом, которым нужно? Что, если он уронит батарейки или фонарик и придется Бог знает сколько ползать в темноте на коленях, чтобы найти все это снова? Но выбора у него не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116