— Я плачу не деньгами, — сказал Шалрой.
— А чем?
— У меня угнали стадо. Тридцать пять дойных коров, две дюжины коз, телята, овцы. Я отдам половину.
Буйвол покачал головой:
— Не думаю, что кого-то устроят такие условия.
— Но… — Шалрой вздернул голову. От отчаяния он повысил голос и перешел “на ты”. — Ты не понимаешь! Они убили моего отца, двух парней из моей деревни, угнали стадо! Мы все умрем без скотины! Кто-то, может, и уйдет, но большая часть людей не оставит своих домов. Им некуда идти, их никто не ждет, они просто боятся. А к зиме все перевалы завалит снегом и будет уже поздно. Никто не выйдет! Деревня умрет! Все умрут! От голода…
— Ладно, не кричи, — поморщился Буйвол.
— Половина стада — это много. Если продать, то…
— Я знаю. Но воин никогда не будет что-то продавать.
— Хорошо, мы продадим сами и заплатим деньгами.
— А если стадо не удастся найти? Если скотина уже вся передохла? Если, если, если… У тебя нет денег, и потому ты не сможешь никого нанять.
— Но… — Шалрой сник. Буйвол с сочувствием смотрел на него.
Пьяница в дальнем углу затянул песню. И тотчас подавился икотой.
— Значит, ты мне не поможешь? — спросил Шалрой. Буйвол помотал головой:
— Тебе никто не поможет.
Шалрой тяжело поднялся, опрокинув стул. Покачиваясь, направился к выходу. Наткнулся на угол стола, развернулся, едва не упав. Словно слепой он добрел до двери, привалился к косяку. Уткнулся лбом в холодную стену, в какой-то листок бумаги, наклеенный прямо на камни.
Все бесполезно… Куда теперь? Назад? Уже шестеро отказались. Те, что в золоченых кольчугах, даже разговаривать не стали, высмеяли, тыкая в него пальцами. Бойцы, одетые попроще, слушали внимательно, но как дело доходило до условий оплаты, качали головами и скрывались в переулках… Неужели правда? Неужели никто не поможет?
Болела голова.
Кругом так много людей. Непривычно много. Они мелькают, мельтешат, спешат куда-то, бегут. Чужие, незнакомые. Голова кружится, тяжело думать. Так много людей! И никому нет никакого дела…
Шалрой оттолкнулся руками от стены, уже было взялся за дверную скобу, как вдруг его внимание привлек листок, в который он только что упирался лбом. Прямоугольник серой бумаги, наклеенный возле двери так, чтобы каждый, кто выходит, видел нарисованное лицо и жирную цифру с тремя нулями.
“Разыскивается”, — с трудом разобрал Шалрой, шевеля губами, проговаривая слоги. В деревне он был единственным, кто умел читать. — “5000 серебром. За живого или мертвого”.
Шалрой всмотрелся в знакомое лицо, нарисованное на бумаге. Грубые четкие штрихи точно передавали выражение колючих глаз, кривую ухмылку. Художник знал свое дело. Ошибиться было невозможно.
Шалрой сдернул листок со стены. Решительно направился к сонному Буйволу, не спешащему покидать пустой стол. Хлопнул ладонью по столешнице, впечатав рисунок в липкую лужу.
— Это он!
— Кто? — сморщился жаждущий одиночества Буйвол.
— Человек, который сделал вот это, — Шалрой повернул голову и убрал прядь волос с изуродованного уха. — Это он угнал стадо. Он и его люди. Здесь написано, что за этого человека Дадут пять тысяч серебром.
— Пять тысяч? — Буйвол притянул объявление к себе и бегло пробежал глазами короткий текст. — Уже пять тысяч… Ты уверен, что это он?
— Да. Я уверен. Это он.
— Пять тысяч…
— И все твои.
Протрезвевший очнувшийся Буйвол не медлил ни секунды:
— Хорошо! Я помогу тебе.
Они вышли из кабака и остановились у дверей. Шалрой бездумно глядел на прохожих, а Буйвол озабоченно почесывал переносицу, напряженно о чем-то размышляя.
— Далеко ли твоя деревня?
— Не очень. Дня за четыре дойдем, если поторопимся. Я знаю короткие пути. Но нам надо будет перейти горы.
— Горы? — Буйвол глянул на юг, в сторону скалистого хребта. Но, конечно же, ничего не увидел — все загородили слепые каменные стены домов.
— Да.
— Но за ними ничего нет. Только… Разве что… Уж не в Мертвой ли Котловине ты живешь?
— Да, — Шалрой знал, что именно так здесь называют ту местность, откуда он пришел.
— Серьезно? Говорят, что это не самое лучшее место.
— Мы привыкли. Конечно, там сухо. Очень сухо. И земля худородная. Но мы привыкли.
— Вот уж не думал, что в Мертвой Котловине… — Буйвол покачал головой.
— Мы привыкли, — повторил Шалрой. — Наши предки пришли в эту долину с той стороны гор, из южных пустынь. А уж там жизнь была куда тяжелее.
— Не сомневаюсь.
— В котловине спокойно, никто не лезет на наши земли, да и мы стараемся не показываться людям из большого мира. Там тихо…
— И потому Чет решил спрятаться у вас.
— Кто?
— Чет Весельчак. Человек, который отстрелил тебе ухо Я слышал, он очень неплохой стрелок.
— Он убил наших собак…
— Собак… — хмыкнул Буйвол. — Он убивает не только собак. Удивляюсь, как это он промахнулся, метя в тебя.
— Он не промахнулся. Он сказал, что я меченый.
— А-а… — протянул Буйвол. — Понятно. Похоже на него… Потому-то его и прозвали Весельчаком. Я слышал, что он любит охотиться на людей, но не очень-то верил этому… Выходит, что слухи, дошедшие до меня, правдивы. И это не радует…
Они помолчали какое-то время.
— Пошли, — наконец сказал Буйвол и, оттолкнувшись от стены, шагнул в поток людей. Шалрой последовал за ним, боясь потерять новообретенного товарища из виду.
Они вышли из узкого переулочка, где располагалось питейное заведение Барта, проследовали вдоль короткой улицы, нырнули в подворотню, проскользнули сквозь щель в высоком заборе и в конце концов оказались на рыночной площади города. Здесь было шумно, пыльно и многолюдно. Пахло навозом и потом. Этот тяжелый запах был везде — в любом закутке рынка, во всяком углу площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20