Вскоре среди тростниковых зарослей стали проблескивать лужи. Раскисшая земля на дне пересохшего русла чавкала под ногами. Теперь пастухи не лезли вглубь за мясистыми стеблями, потому что там, в тине и грязи кишмя кишели кровососущие пиявки и мелкие черви-паразиты, заползающие под кожу и вызывающие чесотку…
Животные, утолив голод, пошли быстрей. И горы вроде бы приблизились. Равнина начала полого, почти незаметно подниматься. На пути попадались огромные валуны, остатки древних скал, обглоданные ветрами и дождями. Источенные временем…
— Вода! — крикнул Шалрой. И на этот раз он не ошибся.
Впереди блестело озерцо — раньше в этом месте ручей круто поворачивал, огибая россыпь огромных каменных обломков, и за столетия бурное течение вымыло здесь большую глубокую яму, которая не пересыхала даже в самые засушливые годы.
Коровы заторопились, почуяв близкую воду. Принялись толкаться, лезть друг на друга. Жалобно мычали в давке молодые бычки. Козы, держась в стороне от суеты, тоже спешили к водопою. Только глупые овцы не понимали причины переполоха и безумной тучей метались меж пастухами и собаками, тара-Ща очумелые глаза и раздувая ноздри.
— Пошли! Пошли! — кричали люди. Собаки почти не лаяли, хватали за ноги отстающих животных, гнали к водопою. Псы тоже страдали от жары и жажды, но бросить сейчас стадо они не могли.
— Рахель! Куда прешь! Направо смотри! Харим! Гром тебя разрази! Куда ты ее гонишь? А, бестолочи! — Шалрой орал во всю глотку, размахивал руками. Он боялся, как бы стадо не рвануло со всех ног к воде, не потоптало овец, не раздавило коз. И телята совсем молодые в самой толкотне сейчас…
— Разделяй их! Разделяй! Харим, давай, давай своих вправо гони! Овец отгони! Не суй их под ноги! Держи! Держи!..
Но все прошло благополучно.
Так и не сорвавшись на бег, стадо спустилось к воде. Коровы забрели в омут по самое брюхо. Сообразительные козы отошли в сторону, туда, где вода была почище и где на берегу рос клевер. Овцы под присмотром псов дружно пили, раздуваясь, словно бурдюки.
После того как скотина утолила жажду и разбрелась по зеленому лугу, к воде сошли люди и собаки.
— Э-эх! — не раздеваясь, как был в штанах и рубахе, Шалрой прыгнул в воду и поплыл к противоположному берегу, к валунам и каменным россыпям. Харим и Рахель с легкой завистью следили за ним. Они не умели плавать. В деревне мало кто умел плавать, потому что этому негде было научиться.
Вечером приехал старый Мирх. Еще издалека замахал пастухам рукой, привстав в телеге, закричал что-то веселое — седые жидкие волосенки развеваются по ветру, сам худой, костлявый, одежда на нем болтается, словно на палках огородного пугала.
Собаки подняли головы, заворчали, скаля клыки. Покосились на хозяев: люди спокойны, значит, все в порядке. И вновь вернулись к своей основной обязанности — следить за стадом.
— Сказочник едет, — пробурчал Харим. Они с Рахелем игрались кривым пастушьим ножом, поочередно втыкая его в землю.
— Цыц! — прикрикнул на молодежь Шалрой, поднялся на ноги и не спеша направился встречать подъезжающего.
— Стой, старая! — прокричал Мирх, натянув вожжи. Сивая кобыла всхрапнула, задрала хвост, уперлась всеми четырьмя копытами в землю. Возница едва не свалился с телеги, чуть не кувыркнулся вперед, но успел-таки схватиться за большую бочку, что стояла за ним, накрепко привязанная к скошенным бортам.
— У-у, негодница! — погрозил Мирх лошади, но та даже ухом не повела. Опустила голову к земле, стала щипать траву мягкими губами.
Кряхтя и фыркая почище иного коня, старик долго спускался на землю, цепляясь за телегу, хватаясь за веревки, за упряжь, нащупывая неуверенной ногой упор, выворачивая шею, заглядывая себе за спину. Шалрой хотел было помочь старику, но Мирх свирепо посмотрел на пастуха, и Шалрой отступил.
— Негодное место нашли, — обрушился с критикой Мирх, едва только почувствовал под ногами твердую почву. — Вода не проточная. Глистов скотина нахватает, а мне потом лечи полынным семенем…
— На ночь встали, — развел руками Шалрой. — Завтра дальше пойдем.
— Дальше! — фыркнул старик. — На перевал, что ли? Куда уж дальше? За горы? Или еще далече? — Он хрипло засмеялся, закашлял в кулак.
— Я ходил, смотрел, — сказал Шалрой. — Вон за тем холмиком, не так далеко, будет хороший луг. Трава мне по пояс. Ручей течет. И лесок недалеко.
— Лесок! — снова фыркнул старик. — Что ты мне рассказываешь? Я в этих местах каждый камешек знаю. Всякую корягу, каждый родничок. Распряги-ка кобылу лучше. Пусть водички попьет.
— А глисты?
— Вот еще выдумал! Сроду тут глист не бывало! Шалрой пожал плечами и сноровисто принялся распрягать лошадь.
Харим и Рахель в отдалении все играли ножом, время от времени посматривая искоса на прибывшего старика и о чем-то негромко переговариваясь.
Прибежал здоровый пес, вожак стаи по кличке Лютый. Обнюхал старика, признал, высунул язык, улегся у его ног. Мирх, кряхтя, отдуваясь, присел на корточки, потрепал большую голову собаки, поиграл бахромой истерзанных в бесчисленных драках ушей.
— Что, старый? — спросил он у овчарки. — Небось намаялся с молодыми? Ничего-ничего. Ума у них мало, зато силушка играет.
— Поесть-то привез чего? — спросил Шалрой.
— А как же. Вон за бочкой сверток. Племянница тебе собрала. Уж не знаю, чего там.
— Переночуешь сегодня? Или сразу поедешь?
— Заночую. Как же. С одной дороги да на другую… Я уж не молодой.
— А чего тогда сам приехал? Некого послать, что ли?
— Зачем? У молодых свои дела… Ночью-то… Знамо… — Мирх закашлялся в кулак. А может, засмеялся.
Шалрой освободил кобылу от упряжи, спутал ей ноги, подошел к старику, держа узелок с едой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20