– Вставай!
Мне кажется, он снова взял контроль над моим телом и заставил меня подняться против моей воли. Лишь благодаря этому мне удалось, пошатываясь, проковылять от кушетки через комнату, стащить с себя всю одежду и натянуть на себя кожу Харина-Иша, которая сразу же начала собираться, съеживаться и смыкаться на мне, так что я едва не задохнулся от крови и пота великана заргати. Лишь там, где моя правая рука была перебинтована, черная кожа не сомкнулась на мне полностью. И с этим уже ничего нельзя было поделать.
– Не важно! Нам совсем недолго придется выдавать себя за чародея заргати.
– Но что мы делаем?
– Увидишь.
Теперь я двигался медленно и неуклюже, словно стал Лекканут-На в ее слоноподобном теле. Но нет, я был Собачьей Мордой, чародеем заргати. На мне была его кожа которая плотно прилегла к телу, придав мне полнейшее сходство с ним. Я попытался думать. Секенр знал как делаются подобные вещи. Или знал в то время когда был способен трезво рассуждать. Теперь же он находился в полнейшей прострации. Он действовал механически, по инерции, под руководством Ваштэма.
Секенр особым образом коснулся двери, а Ваштэм произнес заклинание, но не голосом Секенра, а голосом Собачьей Морды, и то, что казалось Харином-Иша, носящим в миру имя Вишак-Анкри (что означало Гора Смерти), эта громадная глыба мяса и жира вывалилась из дома Ваштэма и Секенра, но не на речной причал, а на равнину за Городом-в-Дельте, в ослепительное сияние дня, туда, где среди леса из острых кольев прогуливался царь заргати Абу-Ита-Жад со своей знатью. Со всех сторон танцевали монотонно распевавшие варвары, со всех сторон колыхались копья и факелы – ожидали команды к наступлению.
При моем появлении царь резко обернулся, страшно удивленный, и его медное оружие ярко засверкало на солнце. Знать в страхе отступила подальше. Кто-то даже закрыл лицо руками. Один человек упал на колени.
– О, Повелитель Всех Людей, – сказал я низким грохочущим голосом, – я пришел сообщить тебе об ужасной краже, о похищении самого дорогого для Вашего Величества…
Абу– Ита-Жад зашипел, ноздри его раздулись.
– Как такое могло случиться? Кто осмелился ограбить меня? И почему ты именно теперьпришел ко мне с этим?
Я вытянул вперед мокрую от пота левую руку Собачьей Морды.
– Было украдено ваше собственно сердце, о Повелитель. Но мне, как вы видите, удалось вернуть его.
Царь страшно закричал. Кровь ручьем хлынула у него изо рта, как из дырявого ведра.
Я очень смутно припоминаю неразбериху последующих часов, а возможно, и дней. Страшный солнцепек валил с ног. Я задыхался от дыма. Земля шаталась у меня под ногами. Какие-то голоса что-то кричали на разных языках. Металл бряцал о металл. Меня едва не растоптали какие-то люди. Они падали на меня сверху, и мертвые, и раненые, извивавшиеся и кричавшие от боли. Гораздо позже, уже в темноте, я, выскользнул из сделавшей свое дело кожи чародея Собачья Морда и лег, свернувшись калачиком, как новорожденный ребенок, в прохладном ночном воздухе, обнаженный и с головы до ног залитый кровью.
Это все, что я помню. Могу лишь предположить, что, когда заргати обнаружили сморщенную, как сдувшийся рыбий пузырь, кожу своего чародея, они решили, что его убило то же волшебство, что и их царя. Во всяком случае, никто не пронзил меня копьем, что можно было сделать без всякого труда.
Потом пришло утро. Теперь вокруг меня говорили на языке Дельты, но никто даже не удосужился помочь мне. Для солдат я был всего лишь еще одним страшно изуродованным и залитым кровью трупом, совершенно неузнаваемым.
Каким– то образом мне удалось найти солдатский шлем и наполнить его кровью -из раны умирающего воина, а затем коснуться этой крови пламенем своих рук, дохнуть на пламя и, раздув его, снова сотворить магическое зеркало. Это все, что я мог сделать, чтобы сфокусировать свой разум и хоть как-то припомнить книжные полки и высокие витражные окна собственной лаборатории. Но я все же увидел ее. Я потянулся сквозь зеркало и дотронулся до знакомого стола, где часто читал и писал. Одного прикосновения к знакомому предмету оказалось достаточно. Я сумел протащить себя через зеркало.
Но, оказавшись там, я смог лишь лечь на холодный шероховатый пол, беспомощный и обнаженный, и тихо плакать, опасаясь, что Тика увидит меня таким и навеки проникнется ко мне отвращением из-за того, что я сделал.
Ваштэм, мой отец, лишь поддразнил меня:
– Ты как-то задал мне один вопрос, Секенр. Ты спрашивал, можно ли стать чародеем, не делая никому зла, не совершая гнусностей и преступлений. Это было, по-твоему, ключом к решению проблемы. Ну и что ты думаешь теперь по этому поводу? Ты знаешь ответ?
Прошла еще уйма времени, пока кто-то из слуг не нашел меня – причем, они были настолько напуганы, что боялись даже прикоснуться ко мне или просто сомневались, я ли это был. Но затем появился Такпетор и приказал им отнести меня в ванну. Меня отмыли в прохладной, успокаивающей боль воде, а врач промыл мне рану и перебинтовал руку. Он зафиксировал мое сломанное запястье деревянными дощечками. Наконец, о чудо из чудес и высшая благодать, я был перенесен в постель в библиотеке, и мне было дозволено долго-долго спать, в то время как отец, Орканр, Таннивар, Бальредон и все остальные, казалось, сидели вокруг меня, что-то обсуждая между собой приглушенными голосами, но этого я разобрать не мог.

ЧАША БОЛИ Из дневников Секенра Каллиграфа, но другим почерком
Ты думаешь, что знаешь историю о Трех Братьях целиком, Секенр? Нет. Твой учитель не рассказал тебе этой ее части.
…И возрадовались боги, узрев свет непрерывной агонии Кадем-Хиделя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152