Кордон из вооруженных стражников охранял мое «уединение». Я чувствовал себя, как птица в клетке, которую кормят, о которой заботятся, но держат про запас, приближая к себе, лишь когда понадобится.
И все же Тика по-прежнему находила и время, и возможность приходить ко мне по вечерам, и меня поддерживало общение с ней. Она рассказывала мне о Городе-в-Дельте и о тех чудесах, которые меня там ожидают. Она пыталась обучить меня игре на музыкальном инструменте, который назывался цат, и мы часами сидели в темноте, пощипывая струны, наигрывая отрывки из песен, перешептываясь.
– Мама намерена стать царицей, – сообщила мне Тика однажды вечером.
– Я знаю.
– Ах, да. Волшебники все знают.
– Когда-то ты назвала меня наивным. Но разве это не очевидно?
Тика пожала плечами.
– Да, мне кажется. Люди боятся. Старый царь скоро умрет. В сатрапиях становится все неспокойнее, там все больше и больше стремятся к независимости, но кочевники заргати угрожают всем. Или все должны объединиться, или каждому городу придется самому заботиться об обороне, и многие из них падут. Так что существует очевидная возможность…
– Старыйцарь? – переспросил я. – Что-то мне не кажется, чтобы он был стар.
– Благословенный Венамон Четвертый правит Великим Царством Объединенной Гегемонии уже сорок семь лет, и боги хранят его.
– Но… но я был рожден на десятом году его царствования и…
Она покачала головой, немного напуганная моим замешательством.
– Тогда тебе должно было исполниться уже тридцать семь. Я почти совсем ничего не знаю о тебе, Секенр, но я уверена– тебе нет тридцати семи.
– Я ничего не понимаю.
– Я тоже. Возможно, у вас в Арнатисе по-другому ведется летоисчисление.
Разобраться в этой головоломке я не мог. Может ли такое случится, что отец отправил наш дом на двадцать двагода в будущее? Или я, перемещаясь из Города Тростников, потратил на путешествие двадцать два года, хотя мне показалось, что прошла всего пара месяцев? Неужели все мои друзья детства уже взрослые мужчины, а их сыновья – мои ровесники? А может быть, они уже благополучно забыли обо мне?
Тика поспешила сменить тему.
Позже мы лежали вдвоем в темноте. Она что-то неразборчиво пробормотала себе под нос и забралась рукой мне под одежду. Ее прикосновения были теплыми и ласковыми, и я почувствовал, что они доставляют мне удовольствие. Никто еще никогда не ласкал меня так.
– Тебе определенно не тридцать семь, – прошептала она.
Чуть позже она уснула в моих объятиях, а я поднял голову и долго смотрел на воду. Справа и слева от нас стояли на якоре корабли, их паруса были спущены, а по бортам горели огни.
Вдруг в гуще воды что-то засветилось. Мне показалось, что со дна поднимается громадный фонарь. Я наблюдал за происходящим без страха, словно это был сон, но, возможно, это и было сном, так как ни один человек ни на одном судне не видел этого, иначе раздались бы громкие крики.
Лишь в нескольких дюймах под поверхностью воды на спине плавала обнаженная великанша – казалось, она спит – она подплыла так близко к борту, что я, опустив руку, мог бы коснуться ее. Ее кожа, испещренная крапом, светилась, как куча угля. Постепенно я рассмотрел, насколько странным было ее тело: безногое, со змеиным хвостом от пояса и с перепонками между пальцев рук.
Она заговорила, но не вслух – как мне показалось, ее голос звучал прямо у меня в голове:
– Секенр, я приду, чтобы узнать тебя в грядущих столетиях, когда ты проснешься и обретешь собственное «я», тогда я тоже проснусь ото сна, в который погружена с самого рождения.
Тут она резко ушла в темную воду.
Незадолго до рассвета я видел души недавно умерших, бредущие по воде против течения в пасть Сюрат-Кемада. Я слышал их стоны, разносившиеся над рекой, подобно завываниям ветра, и понимал, что страну ожидают великие бедствия.
К югу от Ронастифона река круто поворачивала на восток, так что в более спокойные времена путешественники обычно высаживались на берег и отправлялись дальше по Царской Дороге, идущей по холмам, прозванным Горбами, и таким образом экономили несколько дней пути. Многие писатели рассказывали о том, как с их склонов впервые увидели Город-в-Дельте, а за ним – Море Полумесяца, сверкающее на солнце, подобно громадному гладко отполированному щиту.
Но мы не сошли с кораблей, и наша флотилия направилась в сторону восходящего солнца. Утром госпожа Неку собрала своих приверженцев на своеобразный военный совет. Меня туда не пригласили. Я сидел в одиночестве на складном стуле в своем крохотном убежище, наблюдая сквозь щели между деревянными ширмами за знатными господами, как они спорили, частенько указывая в мою сторону. Неку сидела, возвышаясь над всеми, на самом настоящем троне, а Тика устроилась у ее ног. Все присутствовавшие склонялись перед ними, один за другим.
После того, как совещание закончилось, Неку, сойдя ко мне на ют, устроила грандиозное представление. Вначале в мое убежище ворвалась целая толпа слуг, разобравших мою палатку, нарядивших меня с головы до ног, расчесавших мне волосы, начистивших мне туфли. Установили столы и стулья, и я вместе со знатными дамами и господами пировал за роскошным столом, в то время как молчаливые слуги приносили все новые и новые блюда и разливали все новые и новые вина.
Затем мы с Неку и с Тикой пересели за другой стол, стоявший в отдалении, и слуга принес сложенную доску. Госпожа Хапсенекьют устроила очередной спектакль, засев со мной и с Тикой за какую-то игру, в которой использовались и кости, и фишки, и карты. Я бурно запротестовал, так как не умел играть.
– Не важно, – прошипела Неку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152