Я вонзил меч себе в рот, погрузив его в череп – да, невероятно, но лезвие, сокрушавшее дух, проходило мимоплоти, не касаясь ее, словно между створками раскрытого окна. Ваштэм понял это, испугавшись в последний раз – это были его последние слова, отчетливо прозвучавшие у меня в голове.
Он беззвучно закричал внутри меня, когда серебряная реликвия коснулась его, а потом он исчез, то ли удалившись в Страну Мертвых, то ли просто исчез полностью и окончательно, как лопнувший мыльный пузырь, – этого я не знал.
Мне оставалось лишь вспоминать его.
Вытащив меч, я лег у стены, оружие выпало из моих непослушных пальцев. Совершенно отстраненно, словно это не имело для меня никакого значения, я наблюдал, как новорожденный бог склонился надо мной, сложив из ладоней сачок, чтобы поймать тчод, плавающую в воздухе.
Горящая слюна полилась мне на грудь. Я положил обе руки на лоб, на метку Сивиллы, и воззвал:
– Сивилла! Приди ко мне! В последний раз! Сейчас! Немедленно!
И она пришла из тьмы своего таинственного жилища среди теней, быстро вскарабкавшись сюда, как паук по черным нитям, которые она так долго вплетала в узор. Она была со мной внутри моего разума.
Я снова поднял взгляд и увидел над собой богоподобное создание, неподвижно застывшее между двумя мгновениями: этим и следующим.
Время остановилось.
Я закрыл глаза, и мне представилось, что я сижу рядом с Сивиллой среди теней, костей, мусора и веревок, извивающихся в воздухе, полном запахов разложения и речного ила.
Ее лицо светилось, как луна за тучами.
– Секенр, это был последний раз, когда ты мог позвать меня, не став моим полностью и окончательно. Почему ты призвал меня?
Потому что мне страшно.
– Тебе уже много раз было страшно. А теперь твое спасение совсем рядом – стоит только руку протянуть. У тебя по-прежнему есть твой меч. Возьми его в руки. Сделай то, что велел тебе отец. Убей бога и стань богом. Ведь именно этого ты хочешь. Мне не надо даже спрашивать тебя об этом, Секенр. Именноэтоготы хочешь больше всего остального.
– Да, Сивилла, – сказал я, плача, гордый от того, что могу плакать. – Именно этого я хочу. Я солгал собственному отцу. Он всегда советовал мне не доверять чародеям… но поверил мне, хотя этого делать не стоило. Я хочу того же, что и мой отец, хочу так отчаянно… Я стал похож на чистый лист бумаги – без любви, без ненависти и всего остального… я больше не Секенр… я просто сила… а победив, потеряю все. Думаю, отец знал об этом, но уже не мог свернуть с пути, по которому шел так долго.
Положив свою руку на мою, она сжала мои пальцы на рукояти меча.
– И ты уже не можешь повернуть назад, – сказала она. – Тебе не остается ничего другого, кроме как завершить начатое Ваштэмом. Когда все закончится, я позабочусь о тебе. Доверься мне. Мы будем действовать сообща. Подчинись мне, и это станет последним из чудес, которые я обещала тебе, когда ты впервые пришел ко мне в дом.
– Почему ты делаешь это, Сивилла?
– Секенр, почему ты расписываешь страницы орнаментами разных цветов, украшая их гирляндами, завитками и крошечными картинками, если ты с тем же успехом мог передать смысл, просто написав текст обычны ми черными буквами? Именно по этой причине я украшаю жизни, которые вплетаю в узор. Это делает мой труд гораздо интереснее.
Время возобновило свой бег.
Божественный ребенок тянул свои руки вниз. Я совершенно точно знал, что, если он раздавит или уничтожит букву тчод, я умру, исчезну полностью и окончательно, как отец, и от меня останется только кучка выжженной шелухи. Я знал это, потому что где-то прочел или об этом сообщил мне кто-то из живущих во мне чародеев, или рассказала Сивилла. А может быть, я каким-то образом подслушал отрывочные бессвязные мысли новорожденного бога.
Поэтому я обратился к тчод, назвав ее истинным тайным именем, и притягивал ее к себе, пока она не опустилась мне на грудь, зашипев, как клеймо из раскаленного железа.
И как я не понимал этого раньше? Буква на бумаге была никчемной и бесполезной. Плавающая в воздухе буква лишь ухудшала мое положение, делая меня страшно уязвимым. Мне надо было стать с ней единым целым, и лишь сейчас я добился этого. Я стал тчод, а тчодстала Секенром. Так благодаря боли я нашел сам себя.
Я поднял меч и отсек гигантскую светящуюся руку. На меня хлынул жидкий огонь. Я вскрикнул и отшатнулся, а божественный монстр со стоном выпрямился, проломив потолок и осыпав меня градом обломков. Что-то тяжелое ударило меня, свалив на бок. Мне показалось, что правое плечо сломано. Перехватив меч из правой руки в левую, я, уже не колеблясь, подпрыгнул, не обращая внимания на слепящий свет и обжигающий огонь, и вонзил меч в промежность богоподобного существа. Оно с ревом упало на колени, а потом обрушилось плашмя, увлекая за собой лавину искр и горящих головешек.
Я стоял, вытянувшись и воедино слившись с выставленным вверх мечом, чтобы не дрогнув встретить его ужасающие объятия.
Бог– дитя умирал. Его внутренний свет погас. Тело почернело и затвердело, став хрупким, как плохо обожженная глина, и рассыпалось на тысячу осколков.
Какое– то мгновение я неподвижно стоял в одиночестве в полумраке комнаты, голый и обожженный, а вокруг меня оседали искры и пепел.
– Сивилла? – позвал я. – И что теперь?


Глава 17 ДОЛГОЕ ОЖИДАНИЕ

Перед вами сны Секенра-бога, записанные Секенром, который уже не бог. Больше не бог. По крайней мере, я так считаю. Я попытаюсь восстановить то, что не может удержать память, выразить то, для чего не существует адекватных слов.
Интересно, спал я или бодрствовал?
Огонь угасал, пламя на стенах горящего дома, теперь тускло-красное, вновь стало почти неподвижным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152