– Никогда не доверяй чародею, Секенр.
– Тогда не доверяй мне. Оставь меня в покое.
Когда я прервал работу, чтобы немного отдохнуть, Пожирательница Птиц повела меня играть в мадрокаю, настольную игру, в которой фишки со звериными головами передвигались вверх-вниз по наклонной плоскости, то попадая в домики и пещеры, то выбираясь из них. В нее играли у нее на родине, а не в Стране Тростников, поэтому она каждый раз выигрывала, но это была лишь игра, и она не получила надо мной власти. Это было просто человеческимразвлечением, не имевшим никакого отношения к магии.
Мы настороженно изучали друг друга, делая вид, что вполне удовлетворены Происходящим. Как мне ни было больно, но это превратилось в своеобразную дуэль, я пока что не понял, насколько серьезную, но тем не менее дуэль, состязание в тщательно продуманном лицемерии. Скорее всего, проиграет тот, кто забудет об этом.
Мы прошли по длинному коридору, затем – по галерее с громадными фигурами людей и зверей, выступавшими из стены, и через дверь вышли на голый горный утес под безоблачное лазурное небо. Там мы остановились и с восхищением рассматривали девственно белый мир, сверкавший в лучах солнца. Воздух, как ни странно, был совсем не холодным.
– Твои слова тронули меня, Секенр, – сказала она. – Мне тоже хотелось бы покончить с магией и просто жить.
Вполне возможно, она говорила правду. В магии даже правда может стать оружием. И его можно использовать наравне с любым другим.
– Мм-да? И давно ты пытаешься это сделать?
– Очень давно. Но я не потеряла надежды. А ты?
– Я тоже.
Она нагнулась, захватила пригоршню снега и скатала снежок.
– А тебе никогда не хотелось просто бросить, – она неожиданно швырнула снежок в пространство, – все это?
– Хотелось.
– Так почему же ты не сделаешь это?
– А ты? – ответил я вопросом на вопрос.
– Я боюсь, Секенр. Все мы боимся, и ты, конечно же, знаешь об этом. Зачем же ты спрашиваешь?
Я взял ее за руку. Она привлекла меня к себе. Мы стояли, прижавшись друг к другу, как любовники.
Она прошептала:
– Кто ты на самом деле, Секенр?
– Что ты имеешь в виду? Я Секенр, сын… – Она замерла, как каменная. У меня внутри встревожено закричал отец. Ей едва не удалось провести меня. – Сын многих, – сказал я. – Я содержу в себе превеликое множество душ. А кто ты на самом деле?
Она отпустила мою руку и обняла себя за плечи, словно замерзла. Меня же впервые за все пребывание здесь согрели солнечные лучи.
– Я поглотиланесметное количество душ. Я дочь тайны.
– А я сын.
Она рассмеялась:
– Ах так! А мы, случайно, не брат с сестрой?
Я пожал плечами:
– Не знаю.
Она бросила второй снежок и долго провожала его взглядом, пока он падал в сугроб далеко внизу.
– Давай бросим все это, Секенр.
– Давай.
Мы бросали снежки, пока оба не упали, задыхаясь и смеясь, как дети в конце изнурительной, но страшно веселой игры. Она взяла в руки последний снежок и, откусив от него, предложила мне.
Я покачал головой, и она запустила его вслед за остальными.
– И что теперь? – спросила она. Солнце низко склонилось к западу.
Она обвила меня рукой и притянула к себе.
– Ты гениальный ребенок, Секенр. Пришло время тебе стать мужчиной…
Она распахнула накидку, обнажив нормальное женское тело без каких-либо признаков деформации: изъянов, уродств и даже шрамов. Она стянула с меня одежду, и мы лежали рядом обнаженными на кровати из перьев, мужчина и женщина, покрытые потом и талым снегом, хотя тени уже удлинились и вечерний воздух стал заметно холоднее.
Какая– то часть меня недоумевала, что значит эта новая игра. Но другая часть знала. Потом ее лицо лежало в нескольких сантиметрах от моего, она нежно улыбалась, теребя мне волосы и гладя щеку.
– Этого мне недоставало больше всего, – сказала она.
– Секенр, – строго произнес отец внутри моего сознания.
– Тебе понравилось, отец? Это не напомнило тебе о маме?
– Секенр!…
– Доверься мне, отец. Я знаю, что делаю. – Но он не доверял мне, так что попытался захватить тело. Я воспротивился, отправив его обратно, и он залег на дне моего сознания, рассерженный и удивленный.
– Ты просто последний дурак! Ты подумал о последствиях своих поступков?
– А ты думал о последствиях своих, отец?
Пожирательница Птиц поцеловала меня в лоб.
– О чем ты думаешь, Секенр? Мне показалось, что твои мысли блуждают где-то далеко-далеко отсюда. – Ее рука пробежала по моей груди, животу и дальше вниз. Я задрожал.
Теперь мне все стало ясно. Все фрагменты мозаики-головоломки легли на свои места.
Я резко сел и взял в руки сумку с рукописью, лежавшую на моей одежде. Я никогда не рисковал оставлять ее вне зоны видимости.
– Что ты делаешь? – спросила она с искренним удивлением и беспокойством.
– Вот. Посмотри. – Я вынул листок с нарисованными птицами и поднял его так, чтобы его осветили лучи заходящего солнца. Краски запылали багрянцем, золотом, серебром. – Разве это не прекрасно? Это тебе. Подарок.
– Не надо, – сказала она, снова обняла меня и притянула к себе, заключив в кольцо ног.
Я действительно стал чародеем. Мысль о том, что я собираюсь сделать, не вызвала у меня слез, я не выдал себя ни звуком, ни выражением лица, ни взглядом, ни сменой ритма работы тела.
Я пожелал, чтобы крошечные птицы ожили и полетели по странице, лежавшей прямо на снегу. Я повелел им поглотить солнечный свет. Один раз я повернулся и мельком увидел пестрые фигурки, светящиеся, как угли, раздутые мехами. Пожирательница снова требовательно повернула мою голову к себе, подарив мне долгий страстный поцелуй.
Наконец я освободился из ее объятий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152