Сквозь туман ресниц я видела, как Мари с криком притворной радости бросилась старухе на шею и что-то зашептала. Бабка выслушала её и что-то сказала в ответ, снова выслушала и снова ответила; так три раза, прежде чем обратить ко мне серые глаза. И в этих глазах я отчетливо увидела смерть.
— Расскажите подробнее о симптомах, — обратился доктор Алкмаар к посланцу. По тому, как он на меня смотрел — глядя, но не видя, — я чувствовала, что он готов сдаться.
Я, собрав все силы, приподнялась на локте и ухватила доктора за окровавленный шейный платок.
— Если думаете, что я мертва, то как вы объясните это?— сказала я, дергая его за галстук.
— Пройдёт много часов, прежде чем вы окончательно обессилите, — отвечал доктор. — Я успею пустить кровь шевалье де Монлюсону.
— После чего с ним приключится второй приступ, а потом ещё и ещё! Я не дура и понимаю: если я ослабею настолько, что вы сможете повернуть ребенка, то потом не сумею его вытолкнуть! О каком лекарстве вы говорили?
— Доктор, французский посол, может быть, умирает! Согласно правилам старшинства... — начала Мари, но доктор Алкмаар остановил её движением руки. Мне он сказал:
— Это всего лишь образец. На время расслабляет некоторые мышцы, затем действие проходит.
— Вы его уже пробовали?
— Да.
— И?
— У меня приключилось недержание мочи.
— Кто вам его дал?
— Странствующий алхимик, побывавший тут две недели назад.
— Шарлатан или...
— У него отменная репутация. Он заметил, что при таком количестве беременных женщин во дворце оно мне, возможно, понадобится.
— Роот?
Доктор Алкмаар украдкой огляделся, прежде чем еле заметно кивнуть.
— Дайте мне ваше снадобье.
Это оказалась травяная настойка, очень горькая; примерно через четверть часа тело моё ослабело, а в голове наступила такая пустота, как будто я уже потеряла много крови. Так что я была в полубессознательном состоянии, когда доктор Алкмаар повернул ребёнка; и хорошо, поскольку я совершенно не хотела этого осознавать. Моя страсть к натурфилософии имеет свои пределы.
Я слышала, как он сказал повитухе:
— Теперь ребёнок предлежит головкой, как и положено. Слава Богу, пуповина не выпала. Вот и головка показалась. Через несколько часов действие лекарства пройдёт, схватки возобновятся, и, с Божьей помощью, роженица благополучно разрешится. Имейте в виду: беременность переношенная, плод полностью созрел и уже обкакался в утробе.
— Я такое видела, — обиженно произнесла бабка.
Доктор продолжал, не обращая внимания на её недовольство:
— У ребёнка во рту первородный кал. Есть опасность, что при первом вдохе он попадёт в легкие. Коли так, ребёнок не проживёт и неделю. Я пальцем в основном очистил ребёнку ротик, но не забудьте сразу перевернуть его вверх ногами, ещё до первого вдоха.
— Спасибо за наставление, доктор, — недовольно отвечала повитуха.
— Вы ощупали ребёнку рот? Его рот?— спросила Мари.
— Да, это я и сказал.
— Он... нормальный?
— В каком смысле?
— Небо... челюсти?..
— Если не считать, что он полон жидким калом, — сказал доктор Алкмаар, вручая помощнику сумку с ланцетами, — то совершенно нормальный. А теперь я пойду пущу кровь французскому послу.
— Прихватите несколько кварт для меня, доктор, — сказала я.
Услышав эту слабую шутку, Мари, закрывавшая дверь за доктором, обернулась и устремила на меня неописуемо злой взгляд.
Старая карга села рядом, прикурит от свечи трубку и принялась наполнять комнату клубами дыма.
Слова Мари были шифрованным посланием, которое я разгадала, как только оно коснулось моих ушей. Вот расшифровка.
Девять месяцев назад я попала в беду на берегу Мёза. Чтобы выпутаться, я переспала с Этьенном д'Аркашоном, отпрыском древнего рода, в котором фамильные дефекты передаются вместе с фамильным гербом. Всякий, бывавший при дворах Версаля, Мадрида и Вены, видел их заячью губу, странной формы челюсть, сплюснутый череп. Карл II Испанский, кузен д'Аркашонов по трём разным линиям, не в состоянии даже есть твёрдую пищу. Когда в этой семье появляется новорожденный, ему, едва ли дав сделать вдох, первым делом осматривают рот.
Я рада была услышать, что у моего ребёнка не будет этих пороков. Своим вопросом Мари ясно показала, что догадывается относительно отцовства. Однако как такое возможно? «Очевидно, — скажете Вы, — Этьенн направо и налево похвалялся, что овладел графинею деля Зёр; девять месяцев — вполне достаточный срок, чтобы слухи достигли ушей Мари». Однако Вы не знаете Этьенна. Он чудной, вежливый донельзя и не стал бы хвастаться победой. Кроме того, он не мог знать, что ребёнок — его. Он знал только, что один раз меня отымел (как выразился бы Джек). В предшествующие и последующие недели я путешествовала в обществе мужчин и уж явно не произвела на него впечатление целомудренной!
Единственное возможное объяснение состояло в том, что Мари прочла — или, вернее, прочёл тот, кто ею управляет, — расшифрованную версию моего дневника, в котором я чётко писала, что спала с Этьенном и только с ним.
Очевидно, Мари и повитуха действовали по наущению какого-то высокопоставленного француза. Графа д'Аво отозвали в Версаль вскоре после Революции в Англии, на его место прислали шевалье де Монлюсона. Однако Монлюсон — никто, марионетка, которую дёргает за ниточки д'Аво либо другой могущественный обитатель Версаля.
Внезапно, лёжа в чужом дворце, в окружении чужих людей, уставившихся мне между ног, я пожалела супругу Якова П.
Кто всё это подстроил? Какие приказы получила Мари?
Мари ясно показала, что ее задача — выяснить, здорового ли ребёнок телосложения.
Кому важно, правильной ли формы череп у незаконного ребёнка Этьенна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115