Воспользовавшись с разрешения Хоа телефоном, я позвонил туда и попросил позвать длинноволосого типа, запорошенного пылью от шин.
– Он только что ушел, – сказали мне. – Сидел тут с девушкой, а потом уехал. Кажется, они собирались на концерт. Были с ног до головы в коже.
Это мне ничем не помогло: они всегда ходят в коже.
В последние несколько дней мы газет не читали и, как указал Кельвин, сильно отстали от жизни. Поэтому я сходил к автомату на углу и на полпути к нему решил, что я не болен, а просто устал и мышцы затекли. Значит, визит в больницу не пропал даром.
Обшаривая карманы в поисках мелочи, я обнаружил семьдесят или восемьдесят баксов наличными: Кельвин с Шарлоттой пожертвовали кое-что в фонд местного терроризма. Но четвертаков не нашлось, поэтому я прошел еще квартал до магазинчика и купил газеты там.
Над стойкой работал телевизор, по которому показывали семичасовые новости, это был мой первый шанс увидеть выступление Буна по телевизору. Звук был выключен, но когда над плечом ведущей возникла фотография Буна, под ней значилось «Винчестер». Значит, его не опознали. Вероятно, к лучшему, а впрочем, какое это имеет значение? Некоторое время показывали Буна и Плеши, потом перешли к Дольмечеру, показав оцепление вокруг его дома и то, как санитары выносят в глухом мешке «типа в ванне».
Затем над плечом ведущей возникла фотография Дольмечера, кадр с видеопленки. Интересно, почему ведущие никогда не оборачиваются посмотреть на галерею тюремных физиономий у себя за спиной? Я попросил продавца неведомой национальности включить звук.
– … при Дольмечере нашли значительное число фотоснимков и документов, которые в настоящее время изучают полиция и ФБР. Хотя не было сделано никаких официальных заявлений, источники утверждают, что с помощью этой информации Дольмечер, возможно, надеялся объяснить, что толкнуло его на столь странное покушение.
Остаток передачи был посвящен хлоракне – на нее я не стал тратить времени. Я отнес «Геральд» и «Глоуб» Буну, который уже купил нам пиво. Он взял «Геральд», я – «Глоуб», и пока мы просматривали колонки и потягивали пенную жидкость, я рассказал ему про репортаж в новостях и что задумал Дольмечер.
Бун был вне себя от радости.
– Ты поливаешь парня грязью, С.Т., а он гораздо умнее, чем тебе кажется.
– Черт, нет. Идею он украл у меня. У нас с тобой. Говорю тебе, Бун, он следил за моей карьерой. Если хочешь, чтобы что-то попало в газеты или на телеэкран, выкинь самый шумный, самый скандальный, какой только сможешь, финт, и тебя услышат.
– Довольно странный финт. Стрелять в бывшего советника при президенте.
– Как же, странный! Он совершенно в духе Дольмечера. У него даже «Зодиака» нет.
– А что, если он не псих?
– Давай взглянем на это с такой стороны. Он не сумасшедший. Готов поспорить, что он и дня в тюрьме не проведет.
– А что, если у него действительно вся нужная информация? Секрет гибели бактерии?
– Ты правда так думаешь? (Господи, ну и мысль!) Ты думаешь, Дольмечер настолько крут?
– Нет.
– Вот и я тоже.
– Но Кельвин-то дока.
– Согласен. Кельвин с бактерией справится. А нам придется иметь дело с Плеши. Уж его-то мы прищучим. Люди должны знать, какое он совершил преступление.
– У тебя есть план?
– Спектэкл-айленд. Сегодня вечером. Готов поспорить, под той баржей еще сохранились ПХБ. И уйма бактерий в придачу.
– Ха, нам нужно лишь нанять дирижабль, чтобы стащить баржу с улик!
– Нет, достаточно прорезать ее днище. Или еще что-нибудь придумаем. Но сначала надо разведать обстановку. Баржа-то никуда не денется. Можно не спешить. Интересно, что поделывает Логлин?
– Ты ведь самого его на Спектэкл-айленде не видел, верно?
– Нет, но у него новенький катер. И в бардачке была пушка. И он знал, что на Спектэкл-айленде ошиваются фанаты «Пойзен Бойзен». На что угодно спорю, Логлин регулярно туда мотается.
– Зачем? Он ведь тоже не в состоянии сдвинуть баржу.
– «Баско» поставила его управлять «Биотроникс» с одной целью: уничтожить улики под баржей. И уж поверь мне, он работать умеет. Когда-нибудь слышал про «руководство действием»? Думаю, Логлин прочитал пару-тройку книг по этой теме. Что-то мне подсказывает, что он знает способ добраться сквозь днище до застрявшей внизу дряни.
Мы прикончили несколько кружек пива прежде, чем нам пришло в голову заказать поесть. Я достаточно часто ел в «Жемчужине», чтобы заслужить такую привилегию, и Хоа ради разнообразия как будто с удовольствием нас обслуживал. Ну, настолько, насколько он вообще от чего-либо получал удовольствие. Он всегда был весел, но, уверен, не счастлив. Разумеется, «счастье» – понятие для толстых американцев. Иммигрантам в общем-то нет дела до счастья. Здоровье, богатство, мудрость – да, но счастье само по себе – это то, что беспокоит в лучшем случае их детей. И тот угрюмый, токсичный младший официант был несчастен и хотел как-то это изменить. Но сегодня он, кажется, отсутствовал.
Когда мы наконец сделали заказ, я спросил про него у Хоа.
– А где официант?
Он меня не понял. Тогда, поскольку его слишком уж занимал мой велосипед, я попробовал зайти с другой стороны:
– Тот, который ездит на скутере.
Тут Хоа посерьезнел, утратил поддельную озорную улыбку и на долю дюйма подался ко мне.
– Очень болен.
– Сыпь по всему телу и так далее? – предположил Бун, утрированно водя по груди ладонью.
– Мы отвезли его в больницу, и теперь ему дают лекарство.
– Хорошо, Хоа, врачи знают, как сделать так, чтобы ему стало лучше.
Может показаться, что я свысока отношусь к иммигрантам, но у вьетнамцев довольно странные представления о медицине:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102